Честь Джека Абсолюта
Шрифт:
— Не оборачивайся. Это я, Джек. Я пришел за тобой.
Голова Летти резко дернулась, с уст девушки сорвалась какая-то фраза, но юноша не разобрал слов, ибо раздраженно косившаяся на него соседка вдруг возопила:
Да будет мир в земной юдоли. Мятежным духом не греши, Во всем покорствуй вышней воле И ропот дерзкий заглуши.Летти все-таки повернулась к нему, и, видимо, что-то в его облике смягчило выражение ее лица. Она снова обратила взор к алтарю, но на сей раз встала вполоборота, так что Джек получил возможность видеть ее дивный профиль, а главное — губы, движущиеся не в согласии с пением.
Сформировались слова, которые он скорей угадал, чем расслышал.
— Джек, нет! Как же?.. О Джек!
Он поймал себя на том, что у него и вовсе нет слов. Пение продолжалось. Слаженный гул вдалеке, рев над ухом, однако даже этот диссонанс теперь казался уместным, напоминая о мире, лишенном гармонии. Той самой гармонии, ради которой он сюда и пришел.
— Ты должна быть со мной, — сказал Джек упрямо, как только почувствовал, что вновь обрел голос.
— Что? — прозвучало в ответ.
Он не был уверен, просит ли она повторить сказанное или просто пытается выиграть время, и потянулся вперед, чтобы взять ее за руку, но впопыхах ухватился за сборник церковных гимнов, который она держала перед собой. Поскольку к пению Джек не прислушивался, он прохлопал момент кульминации и завершения гимна. В неожиданно (для него) воцарившейся тишине произнесенные им еще раз слова прозвучали пугающе громко:
— Ты должна быть со мной.
Поскольку дерзость напористого молодчика стала теперь очевидна для многих, дородная дама набралась духу.
— Это Дом Господень, молодой человек, а не… не дом свиданий! — во всеуслышание заявила она. — Сюда приходят не флиртовать, а молиться!
— Заверяю вас… мадам, я…
— Тишина! Я призываю всех к тишине! — подал голос священник, всматриваясь поверх пенсне в полумрак. Послышались и другие осуждающие голоса.
— Уходи, Джек.
В этом голосе не было осуждения.
— Пожалуйста, уходи.
Пожилой пастор уже спускался с алтарного возвышения, дабы вмешаться в происходящее. Взгляд Джека упал на доску с расписанием службы, где, в частности, были указаны номера четырех намеченных к исполнению гимнов. Только что спели сто тридцать пятый, следующим за ним значился четыреста семьдесят второй. Эти цифры связались в его уме с шифром, ключ к которому находился в томике Геродота.
В томике! Ну конечно! Ну разумеется! Книги вообще хорошо помогают скрывать что-либо важное от посторонних.
Пальцы Джека все еще крепко сжимали принадлежащий Летиции сборник псалмов. Выхватив его у девушки, он повернулся спиной к окружающим, быстро нашел в книжке то, что искал, и мгновенно сунул между страницами написанную дома записку, после чего захлопнул томик и бросил на полочку перед возлюбленной ровно за миг до возмущенного возгласа пастора:
— Что это вы себе здесь позволяете, а?
Джек щелкнул пальцами и, сопровождаемый неодобрительным ворчанием прихожан, двинулся к двери. Ее распахнули без промедления. Задержавшись в проеме, юноша обернулся и отвесил короткий поклон.
— Приношу свои извинения, — заявил он. — Простоя, знаете ли, влюблен.
С этими словами Джек вышел вон, спустился по лестнице и направился к выходу из дворца. Он понимал, что никогда более не будет допущен в круг избранных посетителей часовни палаццо Мути, но ему было на это плевать. Ну и ладно! И пусть! Ибо, чтобы пропеть следующий гимн, ей потребуется открыть книгу на нужной странице, и она прочтет его записку. И если это приведет ее на свидание с ним, а дальше все пойдет как задумано, единственной церковью, к которой он устремится, станет та, в какой их обвенчают. А уж потом болтаться ему на виселице, если он вздумает поклоняться не одной лишь Летти.
Насвистывая «Господь, да святится…» — это на самом деле был один из его любимых псалмов, хотя он знал и немало других поднимающих настроение гимнов, — Джек снова вышел на солнечный свет.
Когда он обычным маршрутом подошел к площади Барберини, никакого пузатого якобита с оседланными и навьюченными лошадьми там не оказалось. Юноша уже совсем было проклял тот миг, когда решился довериться толстому пьянице, пока не вспомнил, что пришел раньше условленного часа и Уоткин, должно быть, еще только собирается на рандеву. А если не собирается? Что ж, поблизости есть и другие конюшни, а у него в запасе найдется несколько золотых, зашитых в подкладку плаща, не говоря уж еще о пятидесяти, покоящихся в кошельке, спрятанном в его сумке. Что было по-настоящему важно, так это ждет ли его кто-то в садах близ сосновой рощи. Глупо, конечно, назначать любимой свидание там, где получаешь шифровки от резидента, но все делалось второпях, и к тому же он слишком плохо знал Рим, чтобы избрать более подходящее место. Оказавшись в парке, Джек нашел молодой, росший близ изгороди кипарис, пригнувшись, нырнул под его ветви, спрятал среди них свою дорожную суму и, убедившись, что с тропинки ее не видно, зашагал вверх по склону.
Он знал, что пришел слишком рано, но это ничуть не уменьшало тревоги, возраставшей по мере того, как стрелка его карманных часов двигалась к четырем. Достаточно ли доступно он разъяснил все в своей набросанной наспех записке? Что, если Летти задержала ее опекунша? Что, если Рыжий Хью Макклуни проведал о готовящейся ловушке и увез своих женщин из города? Двойных агентов, которые могли бы продать ему эту тайну, в городе наверняка пруд пруди.
Наконец колокол виллы, стоявшей на вершине холма и скрытой от взоров стволами и кронами сосен, пробил четыре. Джек замер столбом прямо посреди главной аллеи возле статуи изумленно посматривавшей на него дриады, которая, имей она руки, наверняка указала бы ему, как пройти к нужному дереву и к дуплу, вместо того чтобы тут топтаться. Солнце, хотя в роще имелась какая-то тень, все припекало, но, с другой стороны, именно эта жара заставляла большинство римлян сидеть по домам. Аллея была безлюдна.
Где же Летти? Он назначил ей встречу в четыре, а сейчас уже четверть пятого. Неужели она не сможет прийти? Или, хуже того, не захочет, ибо чувство ее ослабело?
Эта мысль заставила его опустить голову, и теперь он мрачно разглядывал следы собственных ног.
И тут она появилась. Песок глушил звук ее торопливых шагов, но, бросив взгляд вдоль аллеи, Джек увидел, что возлюбленная спешит к нему, и сам кинулся ей навстречу.
А потом все не мог поверить, что вновь обнимает ее. Правда, поцелуй убедил его в этом. Он длился вечность, но в конце концов Джеку пришлось оторваться от ее уст.
— Пойдем, — сказал он, увлекая девушку вниз по склону.
— Нет, Джек.
Еще не отдышавшаяся после бега и страстного поцелуя Летиция опустилась на стоявшую рядом садовую скамью. Джек садиться не стал.
— Послушай, у моего друга… неподалеку… есть лошади, — сбивчиво заговорил он и только тут заметил, что ее пышное, с фижмами, платье не годится для верховой езды. — Ты не одета как надо, но… ладно. Мы обменяем лошадок на экипаж. Однако нам нужно поторопиться, чтобы покинуть Рим прежде, чем городские ворота закроются на ночь.