Честь и Доблесть
Шрифт:
– А кто ж не хочет, господин Альбер?
Я объяснил Барнабасу идею устройства пистолета. Она была проста и уже давно, так сказать, витала в воздухе, и только возле моей головы…
– Я думал о таком оружии, господин Альбер, а теперь у нас появилась возможность его сделать, – сказал Барнабас, и его красная физиономия расплылась в широченной улыбке. – Я быстро смогу сделать форму для такого маленького ствола, отлить его из бронзы и хорошенько обработать…
– Спрос на такое оружие будет очень большим, особенно среди богатых людей, – сказал я, –
– Вполне с вами согласен, – сказал обрадованный Барнабас…
На территории замка господина Дебюсси, пока мы были на передовой, появился новый плавильный и кузнечный цех.
Мы с Барнабасом разобрали колесцовый механизм поджига пороха у аркебузы, и некоторые его элементы Барнабас уже начал делать. Нужно было закупить ещё часовые механизмы и бруски из крепкого дерева для рукоятей пистолетов; и мы решили завтра же отправиться в торговые ряды за всеми этими колёсиками, пружинами и брусками…
С кем было мне идти, как не с этим мастеровым человеком, знающим всё о железе и оружии в городе Париже…
Пользуясь появившейся для меня свободой передвижения по городу, я уже, как главный бомбардир, несколько раз бывал в центральной части Парижа (что было совсем рядом с замком графа Дебюсси), и на рынках уже кое – что покупал…
Я влюбился в этот город, точнее в его великолепные здания. Я мог часами стоять, словно завороженный, перед удивительным собором Notre-Dame de Paris и рассматривать его гаргулий и химер, что затаились на верхней площадке у подножия башен… или, здесь же рядом, пройтись по соединённым островкам к самому крайнему, называемому Еврейским, где сожгли на костре последнего великого магистра тамплиеров Жака де Моле и его товарища Гийома де Шарне в марте 1314 года…
Мы вышли с Барнабасом рано утром, и пешком направились в торговые ряды. Выйдя на мостовую, я услышал за своей спиной быстрые и тихие шаги, но я не успел оглянуться, как получил в спину сильнейший удар и острую боль. Я не смог даже вскрикнуть, только приоткрыл рот… и упал на серые булыжники мостовой; изо рта у меня хлынула кровь…
Я был в сознаниии и слышал, как лёгкая карета загремела колёсами по мостовой в двадцати шагах от нас… Барнабас выхватил шпагу, бросился было за каретой, но скоро вернулся и быстро потащил меня обратно, во двор замка графа Дебюсси.
Стражники на воротах замка увидели нас и помогли нести меня. Я чувствовал непреодолимую слабость, и то, что моя спина полностью стала мокрой от крови…
Очень скоро сознание покинуло меня, но перед этим, ясная и грустная мысль мелькнула в моей голове: "Как же досадно, вот так, скончаться… так и не попробовав эликсира Николя Фламеля"…
Я очнулся через два дня в своей комнате, на своей кровати, лёжа на животе.
– Слава Богу, он пришёл в себя, – услышал я голос Беатрис совсем рядом. – Бальзам герцогини подействовал…
Меня взяли за плечи и помогли сесть на кровати. Это были Гастон и Лексия.
Я сразу узнал их и начал улыбаться. Передо мной на столе сверкала целая батарея пузырьков и маленьких графинчиков.
– Пойдём, командир, – сказал я, и с помощью Гастона отправился в коридор, в отхожее место…
Через четверть часа я мог уже самостоятельно передвигаться, но чувствовал себя очень слабым…
Лексия и Беатрис всё ещё находились в моей комнате.
– Чем в меня стреляли? – спросил я Гастона, когда мне налили какой-то чудесный напиток в серебряный кубок с золотыми лилиями на нём. Кубок был изящной формы, большой и очень красивый. Я с приятным удивлением его рассматривал.
– Это личный подарок короля всем канонирам за взятие цитадели, – сказала Лексия. – И вот ещё мешочек с двадцатью ливрами вам, за заслуги…
Я посмотрел на Гастона.
– А это тебе острое железное послание от английской короны. В тебя стреляли из маленького английского арбалета. – сказал сержант и показал мне небольшой арбалетный болт похожий на длинную пулю с двумя перьями… – Тебя, бомбардир, спасла железная пряжка и двойная толстая кожа твоей перевязи, что была у тебя под камзолом… Арбалетный болт пробил её и… свернул в сторону от сердца, немного задев лёгкое, как сказал наш главный врач…
– Его спас наш Господь, – сказала Беатрис.
Мне было неудобно в таком виде находиться перед юной графиней, что сидела рядом на стуле, но она этого, как казалось, не замечала.
– Скажи спасибо её светлости графини Беатрис и бальзаму её друзей, что остался на этом свете, – сказал Гастон, разжигая камин. – Из такого арбалета, что стреляли в тебя, можно бить прямо из-под плаща, выставив наконечник болта в отверстие петли. Этот арбалетный болт, что вытащили из тебя, делали не наши арбалетчики, это уже точно…
– Как могли узнать меня англичане? – спросил я.
– Тебя выдал один из слуг замка графа Дебюсси, – ответил Гастон.
– А как вы это узнали?
– На него указала, её светлость, юная графиня Беатрис, что сидит уже два дня рядом с тобой… – сказал Гастон. – и он во всём сознался. Убийца поджидал тебя. Ты, в последнее время, часто выходил один за пределы территории замка; и ему нетрудно было тебя узнать по твоему росту… Такого высокого парня в Париже ещё надо поискать…
– А где сейчас эти люди? – спросил я.
– Там, где и должны быть, в Бастилии, известное дело. Мы вчера их взяли всех сразу, и разгромили один шикарный домик в Париже, где жил известный дворянин, продавшийся англичанам… Они уже во всём сознались, и скоро отправятся в ад… – сказал Гастон.
Когда огонь разгорелся, он и Лексия вышли из комнаты.
Беатрис, казалось, только и ждала этого момента, чтобы заговорить:
– Только сегодня, после того, как мы влили вам в рот две ложки бальзама герцогини Леопольдины, вы пришли в себя, – сказала она.