Честь корабля
Шрифт:
Я плохо помню нашу гонку на автомобиле. Сопи вцепился в руль, утопив педаль газа до самого пола, а я крепко держался за сиденье, чтобы не вылететь из чертовой машины, которую швыряло на колдобинах, словно утлую лодчонку в шторм. Вдруг мы налетели на такую кочку, что меня перекинуло на заднее сиденье.
Когда я поднялся с пола, чтобы глотнуть воздуха, в руке у меня был зажат какой-то клочок, при виде которого я радостно закричал и тут же прикусил язык, потому что мы снова наехали на кочку. Я перелез на переднее сиденье тем же способом, каким в тайфун ползал по салингам
К закату мы выбрались из горного района и покатили по довольно приличной дороге среди полей и глинобитных хижин.
— Я нашел твое письмо, — наконец-то сообщил я. — Оно валялось на полу автомобиля. Наверное, выпало у меня из кармана, когда я был связан.
— Прочти его мне, — попросил Сопи, а я сказал:
— Подожди, только взгляну, целы ли мои часы. Я упустил тысячу баксов за победу над Баллерином, поэтому хочу убедиться, что хоть что-то получил за свои мытарства.
Я вытащил часы, которые стоили не меньше пяти сотен долларов. Они оказались целехонькими. Тогда я распечатал письмо и прочел:
«Адвокатская контора „Ормонд и Эшли“ Сан-Франциско, Калифорния, США.
Уважаемый мистер Джексон!
Настоящим уведомляем, что против Вас подан иск миссис Джей. Эй. Линч о взыскании девятимесячной платы за проживание и пансион, что составляет сумму…»
Сопи издал душераздирающий вопль и крутанул руль.
— Что ты делаешь, идиот! — завопил я, когда машину стало заносить и вертеть, как лодку в бурный прилив.
— Я возвращаюсь к Юну Че! — закричал он. — Все мои надежды рухнули! Я думал, стану наследником, но я по-прежнему нищий! У меня нет даже…
Бах! Мы съехали с дороги, врезались в дерево и перевернулись.
Смеркалось, я выполз из-под обломков и снял с шеи колесо. Я стал искать останки Сопи и нашел их сидящими в задумчивости на разбитой фаре.
— Мог бы поинтересоваться, не ушибся ли я, — упрекнул я приятеля.
— Ну и какая разница? — жалобно спросил он. — Мы разорены. Нет у меня никакого состояния!
— Во всяком случае у меня остались часы Юна Че.
Я полез в карман и дико взвыл. Видно, часы приняли на себя основной удар. У меня на ладони лежала лишь пригоршня пружинок, колесиков и другой металлической дребедени, по которой невозможно было определить, имеет все это барахло отношение к часам или нет.
А потом в сумерках можно было наблюдать, как в сторону побережья спешат две фигуры, оглашая окрестности угрозами страшной мести.
БОЙ БЕЗ ПРАВИЛ (перевод с англ. С. Соколина)
Я с самого начала невзлюбил человека, который должен был судить мой поединок с Мазилой Харпером в Шанхае. Звали его Хулихан, и так же, как и я, он был моряком и боксером. Это был огромный рыжеволосый человек-горилла с руками, похожими на покрытые шерстью окорока, и нахальной походкой, от которой меня
Не выношу таких самодовольных болванов и очень горд тем, что не страдаю излишним самомнением. Из моих слов никто бы никогда не узнал, что я самый сильный боец с самого боевого корабля из всех плавающих судов и что меня боятся все задиры от Вальпараисо до Сингапура. Я такой скромный, что нарочно принижаю свои достоинства.
Рыжий Хулихан достал меня своими наглыми приказами. Он их выкрикивал, как из рупора. А когда выяснилось, что они с Харпером плавали на одном судне, выходки Хулихана стали просто невыносимы.
А узнал он об этом в третьем раунде, пока отсчитывал положенные десять секунд Харперу, который подбородком остановил мой чудовищный хук слева.
— Семь! Восемь! Девять! — отчеканил Хулихан, а затем прервал отсчет и полюбопытствовал: — Черт подери! Ты случайно не тот Джонни Харпер, что был боцманом на старине «Сайгоне»?
— Угу! — промычал Харпер.
— Ты что, Хулихан? — рявкнул я недовольно. — Давай считай!
— Я — судья в этом матче. — Он презрительно посмотрел на меня. — А ты занимайся своим делом. Ей-богу, Джонни, не видел тебя с тех самых пор, как удрал из тюрьмы в Калькутте.
Но Джонни наконец-то поднялся на ноги и изо всех сил старался увильнуть от моего заключительного удара, и это бы ему не удалось, если б не гонг.
Хулихан помог Харперу добраться до своего угла, и там они продолжали оживленно беседовать до начала следующего раунда. Вернее, говорил один Хулихан, Харпер не мог наслаждаться беседой, так как три его зуба торчали из моей перчатки.
Весь четвертый раунд, пока мы молотили друг друга, я слышал голос Хулихана.
— Не дрейфь, Джонни, — болтал он. — Я прослежу, чтобы все было по-честному. Давай бей левой! Этот удар правой в живот — пустяк для нас. Не обращай внимания на удар по корпусу. Он наверняка скоро устанет.
Вне себя от злости, я повернулся к нему и сказал:
— Слушай, рыжий бабуин! Ты кто: судья или секундант?
Не знаю, что он собирался ответить, потому что в этот момент Харпер воспользовался тем, что я отвлекся, и со всей силы заехал мне в ухо. Обалдев от такого вероломства, я развернулся и всадил свой кулак ему в живот по самый локоть. Мазила тут же стал приятного зеленого цвета.
— Прижмись к нему, Джонни, — подначивал Хулихан.
— Заткнись, Рыжий, — прошипел Харпер, пытаясь войти в клинч. — Ты его заводишь, и он вымещает злость на мне!
— Ничего, мы этого не боимся, — начал было наш судья, но в этот момент я огрел Харпера по уху убойным ударом справа, и он нырнул головой в пол, к явному неудовольствию Хулихана.
— Один! — завопил рефери, делая отмашку рукой, как флажком. — Два! Три! Вставай, Джонни, эта макака не умеет драться.
— Может, он и не умеет, — промямлил Джонни обалдело, оторвав голову от пола и кося глазом в мою сторону, — но если он еще раз так ударит, то скоро я буду плясать на своих похоронах. А я не люблю танцы. Можешь считать хоть до утра, Рыжий, но для меня бал окончен!