Честь твоего врага
Шрифт:
Такие игры изматывают, и далеко не каждый способен все время держать себя в состоянии стресса, однако среди выживших значительно больше тех, кто способен.
Сейчас караульным не надо было играть на своих нервах, будить свою фантазию. Реальность пугала сама по себе. За несколько дней где-то в лесу бесследно пропало больше полусотни их товарищей. И ни один отряд, посланный на поиски исчезнувших соратников или незримого врага, не нашел ничего.
Лагерь взбудоражился. Несколько расслабившиеся в глубоком тылу хуты теперь были испуганы, затравлены неизвестностью, тайной, которая покрывала исчезновение сослуживцев. Но остались по-прежнему слишком многочисленны, чтобы надеяться одолеть
Пусть даже их меньше тысячи. У Фантома было время посчитать охранявших бухту более внимательно. У него и у его друзей имелась возможность подсократить начальное количество.
Но все же больше шести сотен хутов! А ведь за спиной отряда не было армии, способной выдворить захватчиков вон из королевства. Были только они. И тем не менее наступало время следующей части их плана.
– Я все же вытянул бы сотню-другую из лагеря,– задумчиво проговорил Даниэль, присев у корней тяжелой старой ели, под развесистыми лапами которой сейчас прятался отряд.– Пусть побегают по лесам, поищут шайку разбойников, которая расправляется с их дозорами и охотниками.
– Нельзя,– качнул головой Виктор.– Ты пойми, нам нельзя показываться им на глаза. Нам нельзя нападать ни на один их отряд, который сейчас шарит по лесу, если мы не можем быть полностью уверены, что все останутся лежать здесь. Если хоть один уйдет, хоть один из них доберется до лагеря, то мы проиграли. В последний раз мы едва не упустили нескольких. Нам нельзя показываться им на глаза, даже если это позволило бы оттянуть еще часть их сил прочь от бухты. Сейчас мы – никто. Нас не существует, не существует врага, с которым можно драться. Сейчас они борются только с самими собой и с собственными страхами. Как только они увидят живого врага, живого человека, каким бы сильным и несокрушимым он им ни показался, то для них это станет обычным боем. В котором можно умереть, да. Но этот страх им знаком. Я хочу, чтобы они боролись с неизвестным. К тому же это должно помочь моей магии.
– Когда начнем? – не продолжая больше спор, спросил Даниэль.
– Ближе к вечеру. Мне нужны тени, много теней. Тени в последнее время стали нашим самым лучшим союзником.
Когда в отсвете костров между дозорными, палатками и бараками поднялись сумеречные воины, в стане врагов начался хаос. К сожалению, он длился недолго и не принес того эффекта, на который рассчитывал Виктор.
Хуты заметались, в разные стороны было выпущено несколько стрел, но этим дело и кончилось. Через несколько минут дозорные, усмиренные окриками командиров, замерли на своих местах, стараясь не смотреть на страшные тени. Некоторые из них втягивали голову в плечи и отворачивались, когда созданные Виком иллюзии подбирались к ним слишком близко.
– Они знают,– шепнул Гном почти обиженно.
– Да.– Виктор махнул рукой, показывая, что пора отходить, и одновременно снимая бесполезный морок.– Они знают. Видимо, северный отряд посылал гонцов обратно в бухту. Они предупреждены, по крайней мере– их командиры. А магия иллюзий непрочна и плохо действует на тех, кто не боится. Я могу усилить страх перед мглой у тех, у кого он уже есть, но не могу создать его у тех, у кого его нет.
– Ничего,– ответил Гном, тихо отступая в глубь леса вместе с остальными,– придумаешь что-нибудь еще.
– Моих сил не хватит, чтобы справиться с таким количеством воинов. Если бы у меня было немного больше времени…– Виктор глубоко задумался.
– Когда продолжим? – спросил Рем, обходя очередные кусты и на всякий случай указывая магу на спрятавшуюся под листвой ветку. В своих раздумьях Виктор мог ее и не заметить, а лишний шум им сейчас
Маг кивнул – то ли своим мыслям, то ли подтверждая, что видит, куда не надо ступать.
– Через час,– ответил он Рему.– Раз у меня все равно нет времени, то не стоит тянуть. Камень колдуньи, мне будет жаль потерять его. Но придется им пожертвовать. Я еще слишком плохо разобрался в его магии, чтобы сохранить камень после первого использования. Почти наверняка его можно будет потом выбросить. Но у нас нет другого шанса и нет больше ни дня, чтобы рисковать. Погода поменяется в любой момент. Раз нам ничего больше не остается, то будем идти напролом.
– Я пойду по правому флангу,– негромко произнес Мугра, копаясь в котомке.
– А я по левому,– подхватил Брентон, занимавшийся в этот момент тем же самым.
Пузырьки с подозрительно выглядевшим содержимым они нашли и достали одновременно. Мугра скорчил комичную рожу, изображая напившегося вдрызг моряка из портовой таверны, и шутливо чокнулся своим пузырьком с пузырьком Гнома. Хотя зелья выглядели почти одинаковыми, в тот момент, когда пузырьки оказались рядом, различия все же стали заметны. Зелье ловкости в руках Мугры переливалось почти неуловимыми оттенками желтого, а зелье силы у Гнома проблескивало зеленым.
– Только помни,– сурово повторил Брентон,– используй в самый последний момент. Только если не останется другого шанса. Держи под рукой, но не выпивай содержимое, пока совсем не припрет. Несколько минут – и ты выйдешь из игры, тебя можно будет брать тепленьким.
– Это пятый раз, Гном.– Настроение Мугры не могли испортить даже мысли о предстоящем бое. Казалось, что наоборот: эти мысли его согревали и добавляли ему энтузиазма.
– Ладно, я пошел,– буркнул Гном.
– Выступаем только по команде мага,– все так же дурачась, сказал Мугра.
– Это ты говоришь уже в шестой раз,– вернул упрек Гном, исчезая в тенях.
Командир гарнизона Бухты Туманов размышлял. Он вообще любил раздумья. Размышления и принятие взвешенных решений.
При этом он не любил воевать. На первый взгляд, это было не самым лучшим качеством для того, кто должен вести в бой людей, но ему так не казалось. Когда-то давно, едва выжив после одной из маленьких победоносных войн, устроенных императором, он решил для себя раз и навсегда, что битвы – это не его призвание.
При этом, однако, он жил в государстве, которое процветало за счет своей армии. И в котором воины считались самой почетной, элитной кастой. Командир был прагматиком, поэтому у него и мысли не возникло, чтобы оставить военную службу. Вместо этого он стал одним из лучших, когда дело доходило до придумывания причин, почему он не может как раз в данный момент быть на передней линии атаки.
Но он был также и достаточно умен, чтобы не ограничиться только этим. Таких солдат начальники не любят. Таких солдат рано или поздно выставляют в самые первые ряды, делают смертниками, потому что их совершенно не жаль потерять. Командир гарнизона был слишком непрост, чтобы позволить случиться с ним чему-либо подобному. Поэтому постепенно он научился не просто уходить от участия в открытых столкновениях, но и делать в тылу настолько полезную работу, что его начальникам становилось выгодней оставлять его позади наступающих армий. Здесь и проявился его блестящий талант в организации тыловых служб, в создании тыловых укреплений и в снабжении. Так он и рос по службе, занимая все более и более высокие посты, в то время как его сослуживцы один за другим гибли в боях за чуждые идеалы, за то, чтобы удовлетворить неуемную жажду императора к новым землям и власти.