Честное пионерское! 2

Федин Андрей Анатольевич

Я пропустил младших мальчишек вперёд — убедился, что Паша Солнцев остановился рядом с «той самой» приоткрытой дверцей пустого шкафчика, за которой я оставлял одежду много лет подряд. Успокоил свою ревность; напомнил себе, что я теперь Иванов. Да и займу (если захочу) свою любимую тумбочку снова, когда перейду в третью группу (где занимались дети моего нынешнего возраста). Взглянул на знакомые лица юных самбистов, что торопливо натягивали куртки кимоно, повязывали пояса. На несколько секунд ощутил дежавю: почувствовал себя тем самым первоклассником, что явился во Дворец спорта имени Владимира Ильича Ленина впервые (тем семилетним мальчишкой, что в шаге от меня развешивал вещи в моей бывшей тумбочке).

«Адидасовскую»

тенниску и шорты с вышитым на заднем кармане парусником я сменил на белую футболку и спортивные трусы. Убедился, что не забыл, во что нарядился на первую тренировку в прошлый раз — для этого взглянул на Павлика. Усмехнулся: не зря Валерка Кругликов потом дразнил меня «матросом» и просил «папиросу». Убедился, что тельняшка смотрелась на мне не так «здорово» и уместно, как мне тогда казалось (не делала меня «грозным»); а в спортивных штанах с оттянутыми коленками Павлик и вовсе походил на беспризорника. Я не сомневался, что Паша сегодня всю тренировку будет ловить на себе насмешливые взгляды юных самбистов. И уже завтра Солнцевы приобретут в «Универмаге» белое кимоно и ярко-красные спортивные трусы.

В этот «первый раз» я входил в борцовский зал без стеснения и робости — с трепетной радостью в груди, словно вернулся домой после долгого путешествия. И убедился, что в зале вновь стало «по-прежнему». Исчезло с пола яркое покрытие (впервые его уложат здесь в две тысячи двенадцатом году — застал этот момент, когда мой младший сын уже не в «Ленинском», а в «Юности» занимался каратэ), появились привычные потёртые маты. Своё законное место у стены заняла и деревянная шведская стенка. А вот разноцветные флаги со стен исчезли — они сменились одним: красным. Небольшой портрет Анатолия Харлампиева остался на прежнем месте (битва за него Денису Петровичу Верховцевеву пока только предстояла), сейчас он соседствовал с портретом Ленина.

— Новенькие? — спросил узкоплечий черноволосый паренёк

Паша и Валерка с нескрываемой завистью смотрели на его белое кимоно.

— Привет…

«…Кузя», — я добавил уже мысленно: вовремя прикусил язык. Сашка Кузин первым подошёл ко мне и тогда, в то, прошлое третье сентября тысяча девятьсот восемьдесят четвёртого года перед моей предыдущей первой тренировкой. Мы с Кругликовым тогда нерешительно топтались у стены зала, пока к нам не подошёл этот парень. Нам он показался серьёзным и опытным борцом (не знали, что он приступил к занятиям только весной). Это было Сашкино любимое развлечение: командовать новичками, изображать «важного» помощника тренера. За это над ним подтрунивали, называли «воспитателем». Но прозвище он получил в итоге другое (Кузей парня по ошибке окрестил судья на соревнованиях). В тот раз Саша мне тоже сказал:

—…Щас будет построение. Становитесь в конец строя. Денис Петрович поговорит с вами после трени.

Кузин указал рукой на противоположную стену зала, около которой юные самбисты уже выстраивались в шеренгу. Я заметил Каховскую… но узнал её не сразу, потому что Зоя замаскировалась под бывалую самбистку — нарядилась в новенькое кимоно и красные трусы (отметил, что она всё же не утерпела: заранее купила форму). Я пробежался взглядом по нестройному ряду спортсменов. Сердце пропустило удар при виде стольких знакомых лиц. За небольшим исключением передо мной сейчас стояло младшее поколение верховских — те самые парни и девчонки, с которыми я в девяностых прошёл «огонь и воду». С этими людьми я поддерживал связь и после девяностых. Но не со всеми: некоторые (как, например, Валера Кругликов) до двухтысячных не дожили.

— Зоя, Паша, Валера, — сказал я. — Становимся в строй. Начнём вливаться в коллектив.

Глава 8

— Мы будем бороться с малышами? —

спросила Зоя.

Каховская посматривала на малолетних самбистов с высоты своего роста (она оказалась самой высокой в нашей нестройной шеренге — почти на голову возвышалась над своим соседом). Дети толкались, спорили, смеялись (мне почудилось, что я оказался в младшем корпусе школы во время перемены). В строю малышей такой хаос обычно царил до появления в зале тренера. Но юные борцы мгновенно замолкали и выравнивали шеренгу, когда входил Верховцев. А Дмитрий Петрович переступит порог, когда большая стрелка часов доберётся до цифры двенадцать (ни минутой раньше или позже).

— Мы будем вместе с ними заниматься, — ответил я. — Но недолго. В младшей группе у Верховцева обычно тренируются дети от семи до девяти лет. И новички — такие, как мы с тобой.

— Недолго — это сколько? — спросила Зоя.

Я повёл плечом.

— Пока не обучимся «страховке». Или «самостраховке», как говорят борцы. Потом нас с тобой переведут в группу с детьми от десяти до двенадцати лет. А Паша с Валерой останутся в этой.

Каховская вздохнула. В кимоно она выглядела забавно: из мешковатой перетянутой поясом текстильной куртки выглядывали её загорелые руки и ноги, вертелась на тонкой шее голова с собранными в хвост волосами. Зоя озадаченно оглядывалась по сторонам, помахивая пучком волос. То и дело поправляла узел белого ремня. Поглядывала она и на часы. Каховская пошатнулась от нечаянного толчка стоявшего рядом с ней мальчика (парни устроили шутливую потасовку). Нахмурилась. Мне она не казалась расстроенной или разочарованной. Напротив: я заметил, как Зоя решительно сжала челюсти, словно готовилась к бою.

— И… долго мы будем учить эту самостраховку? — спросила она.

Павлик и Валера сместили фокус внимания с Зоиного лица на моё: тоже дожидались моего ответа.

— Ну… до октября мы точно будем делать упор в занятиях именно на неё, — сказал я. — А к нашей возрастной группе присоединимся, когда решит тренер. Думаю, что… примерно через месяц.

Каховская вскинула подбородок, подперла бока кулаками.

— Мы целый месяц не будем драться?! — воскликнула она.

— Этот месяц промчится быстро, — пообещал я. — Ты и оглянуться не успеешь, как придёт время для спаррингов. А там — перед Новым годом — пройдут и первые для нас соревнования.

Павлик и Валера переглянулись — на лицах парней расцвели радостные улыбки.

Улыбнулась и Зоя Каховская.

* * *

Дмитрия Петровича Верховцева я узнал с первого взгляда. Узнал… и удивился тому, насколько молодо тренер выглядел. Раньше мне казалось, что Верховцев при нашей первой встрече уже был «древним стариком» (сорок пять лет в понимании первоклассника — это глубокая старость). Хромота (последствие автомобильной аварии), глубокие складки морщин на лбу и седина на висках превращали тренера едва ли не в сверстника динозавров — в глазах детей. Но сейчас я увидел в Верховцеве бодрого и полного сил мужчину — эдакого «настоящего полковника» (хотя Верховцев вышел в отставку в звании майора).

Тренер пробежался взглядом по притихшему строю — мне почудилось, что мальчишки и девчонки затаили дыхание и втянули животы. Ничем не выделил новичков, хотя и уделил каждому из нас по секунде внимания (будто прикинул, с каким «материалом» придётся иметь дело). Дмитрий Петрович (Петровичем он разрешал себя называть только «старшакам» — спортсменам из старшей группы) звучно поздоровался с юными спортсменами, чётким командирским голосом озвучил план и цели сегодняшней тренировки (цели он ставил перед нами всегда — чтобы бойцы не сомневались: шаг за шагом они приближались к «большим победам»).