Чет-нечет
Шрифт:
Шагов сто влево различался мост через ров; из Воскресенских ворот по мосту, единственному на протяжении версты, из охваченного пожаром города на охваченный пожаром посад густо валил народ.
Задыхаясь, Федька решилась перейти на шаг, поправила пистолет, который чудом не выпал до сих пор из-за пояса, потом догадалась взять пистолет в руку, поправила на бедре кошель и после нескольких судорожных вздохов пустилась опять бежать.
Сумятица перед мостом сильно смущала Федьку: в то время как одни поспешно покидали город, где пекло пятки, другие с воплями «отрезало! горим!» и «пропали!» стремились навстречу, и тут мешались между собой.
Подбегая, слышала Федька жуткий вопль, что Фроловская слобода провалилась – в бездну! И город туда клонится, в огонь! И кричал человек, что трещина прошла по самый собор, видел он собственными глазами, как надломилась земля.
Истошный женский визг встречал эти безумные речи.
– Конец свету! Последний час наш пришел! Светопреставление! – голосили потерявшие голову люди.
Черная муть опускалась, накрывая посад, спасаться было, кажется, негде. Федька наблюдала, как поток гари в считанные мгновения унес из виду Чулкову слободу и Стрелецкую – главки церквей заколебались и перестали существовать, как растворились. А там, откуда прорвалась Федька, сзади, все покрывала мгла, которую озаряло неверным светом; похожие на молнии, но широкие полыхающие полосы катились через эту ночь. Сыпался тяжелый пепел.
– Смерть наша! – От исступленного воя дрожь пробирала сердце.
Десятки, сотни людей толкались на пустыре в бессмысленном коловращении. Кричали, что посад горит, и что загорелась степь, и что леса горят, мир погрузился в огонь, пылали города по Украине и занялась Москва! Еще кричали, что нерусские люди все подожгли, и слышался в ответ безумный вопль, что бога нет! Нет, нет, и никогда не было никакого! И все перебивал пронзительной высоты призыв молиться. На колени! Никто никого не слушал. И так безнадежно, страшно кричали дети, пищали и плакали, что сердце становилось от боли. И Федька сама, чувствуя тяжесть в ногах, не находила сил бежать. Мелко дрожащий, несносный вопль, что сотрясал толпу, лишал остатков разума, разлагал душу и расслаблял тело. Нужно было овладеть собой, чтобы не поддаться гибельной сумятице, сохранить память об изначальном толчке и побуждении, которые бросили Федьку прорываться через огонь.
– Составом солнечным мазали! – с ненавистью брызгала слюной жирная трясущаяся женщина. – От солнца загорается, как помажут. Сразу повсюду вспыхнуло – от солнца! – Она захлебывалась, горло издавало рыдающие звуки.
Среди мятущихся людей мелькал голый человек в цепях – Алексей. Юродивый взывал молиться, на колени! Не удавалось ему остановить толчею криком – с ног сшибал, хватал за руки и швырял наземь. Поставил он к молитве одного, другого и тогда вдруг, как ветром обвалило, рухнули все.
– Царствия небесного лишение! Бич божий! – сорванным голосом вопил юродивый. – В бесконечные века муки! Кровь Христа-спасителя, излиянная на кресте! Бога оставили живого, бога истинного! Души спасайте, души! Души горят, не тела!
Торопливо перекрестившись, Федька отступала, не было здесь прохода. Десятки, сотни людей, окутанные горьким, стесняющим дыхание туманом, стояли вразнобой на коленях, слышались исступленные рыдания.
– Волшебствам поддались! Чарованиям! Обаяниям колдовским! Сатаниновы слуги!
Молящиеся перекрывали путь по пустырю вокруг города, самый безопасный и, вероятно, единственно возможный; что-то мешало Федьке пройти между стоящими на коленях людьми. Растерянно озираясь, она подалась было назад и сообразила – в ров!
При больших пожарах во рвах, оврагах, в ледниках и погребах находят множество задохнувшегося народа, потому что низкое место последнее пристанище потерявших надежду людей.
Обложенный по откосам липовым пластьем ров – и здесь дерево! – шел полукольцом вдоль всей городской стены от берега реки и до берега. Федька глянула, и стало ясно, что надо было лезть сюда сразу, не тратя времени. Она прыгнула, съехала вниз, и удержалась на ногах, судорожно взмахнув руками. Здесь можно было бы крепко разбиться.
Впереди шевелился свалившийся с моста человек. Федька не остановилась: голова разбита, в крови, некогда было разбирать, что с ним.
Проскочив под мостом, она оглянулась – люди сыпались вслед за ней в ров: сквозной зев башни дохнул пламенем, комом прокатился по настилу тускло искрящийся сгусток мглы и смел коленопреклоненные тени – люди падали, закрывая голову, прыгали через перила в ров, бежали на пустырь. Это был миг, когда рухнуло обретенное в молитве единство. Не имея больше слов, Алексей пошел на огонь, у взвоза на опустевший мост он раскинул крестом руки, будто хотел преградить собой волну пламени.
Таково и было его намерение.
– Боже! Останови пожар! – вскричал он. – В законе твоем воля моя, господи! Молю тебя, останови!
Худые руки, что жерди; он стоял, невыносимо голый и беззащитный против пасти ворот, откуда прорывались временами желтые языки, жаром дышала башня. Новый вихрь опалил – Алексей съежился, склонил голову, размытый жаркой мглой, он таял.
Дыхание пресеклось, губы обожжены, казалось ему – криком взывал, тогда как шептал горячечно.
– Господи, Исусе Христе, сыне божий, верую, господи! В единого бога отца вседержителя верую!.. Нас ради человек и за наше спасение сошедшего с небес… и распята.. верую… господи!
Неимоверным напряжением воли он распрямил члены, разогнулся, подставляя огню опаленную грудь и лицо, мгновение, мгновение оставалось ему, чтобы упасть или встретить чудо.
– Чуда! Господи! Чуда! – рыдала за его спиной толпа, всхлипы, крик, вой. – Прости, господи! Чуда! Даруй, господи! Яви, господи! Милость, милость! Прощения, господи, чуда!
– Верую! – билась в беспамятстве жара обнаженная воля. – И паки грядуща со славою судити… его же царствию… верую… – Согнулся Алексей и вздернулся, стал, как неподвижный во веки…
От нестерпимой муки, от жара помрачилось сознание, расслабились колени – упал, загремел цепями.
И не назад упал, не на спину – вперед. Как истинный боец – все равно вперед! Мгновение – обожженное, дрожащее умопомрачающим страданием тело охватил и пожрал вихрь. Загудела огненная пасть, в ужасе распалась и рассыпалась толпа, люди не видели и не слышали друг друга, сталкиваясь в беспорядочных метаниях.
Федька помчалась что было духу.
Кажется, за ней следовали многие из тех, кто наполнял ров, но она стремилась все дальше, навстречу огню, туда, где удушливый туман сгущался до мрака, последователи, не понимая ее намерений, отставали, и потом, в чаду, она уж мало кого встречала.