Четверо из России
Шрифт:
Димка стал в позу и начал швырять камешек за камешком. Сначала их было три, потом четыре, пять и вот уже столько летало их в воздухе, что не сочтешь. Димка стоял, как индийский маг, окруженный порхающими камешками, пока они все один за другим не очутились в его руках. Это стоило посмотреть…
Люди в окнах, на балконах и на земле разразились аплодисментами.
– Господа! – провозгласил я. – Сейчас вы увидите знаменитый акробатический этюд.
Димка выступал со своим коронным номером. Он улегся на спину, я вскарабкался к нему на ноги и хлопнул
Зрители хохотали и аплодировали.
Я подскочил к Белке. Она морщилась:
– Я, кажется, сломала ногу…
Но оказался просто сильный ушиб.
Все равно Белка не могла теперь ступать на ногу.
– Как-нибудь, Белка. Надо же собрать дань с этих немецких матрон, – шептал я.
Девочка с трудом поднялась и прихрамывая пошла по кругу с моей фуражкой. Нюра подходила к немкам или старому немцу, которых, правда, было немного, и с очаровательной улыбкой говорила:
– Битте шен, фрау! [70]
70
Пожалуйста. (нем.)
Ей давали, может быть, даже больше, чем стоил весь наш балаган, давали за улыбку, за то, что она такая привлекательная.
Я сыграл еще вальс «На сопках Маньчжурии», и мы удалились со двора.
Уже вечером на пути к сараю, за городом, у нас было. много всякой еды. Начав есть, мы не могли остановиться.
– Это на завтрак, – умерила наш аппетит Белка.
Мы закопались в солому и через минуту уже спали, как мертвые.
ТРИ – БУЛЬДИ – ТРИ
Во всем зале один Ривера сохранял спокойствие.
– Белка, скажи, сколько ты вчера собрала? – спросил Димка, когда мы позавтракали и готовились отправиться в город со своим представлением.
Белка вытащила из-под платья платочек и принялась считать деньги.
– Три марки и пятьдесят пфеннигов…
– Ма-ало, – протянул я. – Надо собрать хоть двадцать марок, и можно шагать дальше.
– Ничего, Молокоед, все будет в порядке, – утешил меня Димка. Он был рад, что его искусство пригодилось.
Мы почистили друг друга, выбрали из волос солому и направились в город. По дороге нас задирали мальчишки, но мы, не обращая внимания, шли в богатые кварталы, что были в другом конце города.
После одного из выступлений, когда наша кассирша собирала деньги, в фуражку вдруг свалилась крупная бумажка. Подняв глаза, Белка увидела небольшого толстого человека, который на ломаном немецком языке спокойно говорил ей:
– Скажи своим друзьям,
Мы отправились за толстяком, и он ввел нас в чистенькую квартирку на втором этаже. Перед дверью висела табличка: «Адам Мальчевский»
Толстяк усадил нас, принялся расспрашивать о том, кто мы и откуда, что делаем в Конине. Пришлось, конечно, врать. Я сказал, что мы – немцы, родом из Грюнберга, что родители наши погибли при бомбежке, и вот мы остались одни и ходим по Германии, зарабатывая на хлеб. Мальчевский, видимо, очень обрадовался, потому что тут же приказал жене накрыть на стол.
– Вы, верно, проголодались? – говорил Мальчевский, потирая руки и бегая вокруг стола на своих коротких ножках. – Сейчас вас накормят.
Когда мы поели, поляк перешел к делу. Он объявил, что является хозяином цирка, но сейчас настали плохие времена, все артисты взяты в армию, и он очень хотел бы, чтобы мы выступили у него на арене.
– Что вы, что вы… – начал ломаться я, выгадывая время. – Да какие же мы цирковые артисты!
– Он, – показал пан на Димку, – очень хорош! Мы с ним сделаем настоящий гешефт. Могу вам предложить пять процентов сбора.
– Нет, – возразил я. – Если уж выступать, то не меньше, чем за десять процентов.
– Хорошо, – протянул жирную ладонь Мальчевский. – Восемь процентов, и получайте задаток.
На том и согласились. Поляк протянул мне десять марок.
– Завтра в цирк! Вы где остановились?
Узнав, что мы нигде не успели устроиться, предложил переночевать у него.
Пан Мальчевский, видимо, тяжело зарабатывал свой хлеб и потому вынужден был вставать рано. Нас тоже разбудили в шесть часов утра.
– Ну-с, мои молодые друзья, с добрым утром. А сейчас – мыться, бриться и марш-марш на арену!
Поляк привел нас к деревянному зданию, которое куполообразной крышей и широкими воротами напоминало цирк. В центре располагалась небольшая арена.
– Вот тут вы и будете работать, – беспрерывно сыпал пан Мальчевский немецкими словами, зачастую сдабривая их изрядной порцией польских. – Неправда ли, хорошо? А пока я вас попрошу навести здесь порядок.
Мы вооружились метлами и принялись выметать мусор, лежавший на арене, видимо, несколько месяцев, сыпать песок. Пришел портной. Он снял с нас мерки и, низко кланяясь, заверил, что к вечеру костюмы будут готовы.
– Только, милый мой, поэффектнее, поэффектнее, – говорил пан Мальчевский. – Не забывай, что успех представления – это, прежде всего, успех портного.
Когда мы все вычистили, я отправился докладывать хозяину об окончании работы. Пан Мальчевский сидел в маленькой клетушке у входа и что-то чертил на бумаге.
– Ну-с, молодой человек, как? – спросил он, отодвигая от себя пестро раскрашенный лист, на котором выделялись огромные буквы:
ВНОВЬ ОТКРЫЛСЯ ЗНАМЕНИТЫЙ ЦИРК
АДАМА МАЛЬЧЕВСКОГО
Единственный в мире детский аттракцион
Три – Бульди – Три
Непревзойденные мастера эквилибристики