Четвертая политическая теория
Шрифт:
Смысл евразийства в том, что эта тоталитарная, абсолютная, жестко определяющая вас доктрина становится корнем вашей свободы. Она совпадает с вашим произволом. По-настоящему евразийским оказывается тот момент, когда вы выполняете неприятный приказ руководителя, осуществляя собственную прихоть. Когда приказ совпадает с прихотью, с вашим желанием, с вашим движением души. Вот это настоящее евразийство, когда абсолютная свобода сливается в неразрывном синтезе с абсолютной дисциплиной. В таком состоянии, безусловно, отпадает представление о негативе, образ врага уходит на дальний план. И это справедливо. Ведь в начале, чтобы состояться как организации, как некой силе, нужно говорить о позитивной программе. Всё, что было сказано ранее, — это позитивная программа. Но нужно уделять некоторое внимание и отрицательной программе. Отрицательное предъявляет нам себя само. Как только вы выходите в мир, вы тут же сталкиваетесь
Атлантизм — абсолютное зло
Для определения всего нам враждебного мы предлагаем термин «атлантизм». Атлантисты — это полчища носителей доктрины «колодцев Запада», прямая антитеза нашей евразийской философии.
Атлантизм формально отрицает ценность народа, вместо него есть либо масса, либо индивидуумы. Он отрицает живую землю и укорененность людей в этой земле, провозлашая так называемое «асфальтовое кочевничество». Мало того, что кочевничество (оно тоже может быть привязано к родным пейзажам, к землям, пространствам), но еще и асфальтовое, кочевничество в исскуственном пространстве. Виртуальное, постоянное перемещение по одинаковым Макдоналдсам в Тель-Авиве, в Вашингтоне, в Куско, в Москве, в Токио… Один и тот же Макдоналдс, и какая, чёрт, разница, что за человек там жует свой гамбургер. В виртуальном мире нет ничего настоящего, это асфальтовое кочевничество, игнорирующее живую землю. Это принцип атлантизма, внедряющегося со всех сторон.
MTV — персонификация мерзости запустения: императив релаксации
Посмотрите, MTV — это пример классической агитации. Канал профессионально сделан и интенсивно транслирует атлантисткий код, в первую очередь на молодежь.
Атлантизм — это отрицание вечности, поскольку он основан на принципе «хоть день да мой», на подлых императивах — «живи сейчас!», «не парься!», «расслабься!», «relax!» Но на самом деле это приказания. Вы что думаете, вам дали угощение? Ничего подобного, вы получили приказ. То, что вы воспринимаете от евразийцев, и мы говорим это сразу, не скрывая, — это указание: «Будьте выше, чем вы есть. Будьте благими, будьте светлыми, будьте чистыми, будьте мужественными, рожайте здоровых, мордатых, прекрасных детей, творите историю». Это наш приказ. Да, это приказ, и мы не скрываем этого. Атлантисты действуют более подло. Они говорят «расслабься!», а если ты не хочешь расслабляться, стоишь, занимаешься с гантелей, тогда как поступать: не качать гантели, что ли? И этот приказ «не парься», «расслабься», «relax», если повторять его часто, входит в подсознание, кодирует вас. Атлантизм кодирует нас всех, он дает нам тормоз в одном и подталкивает к другому, заставляет нас делать то, чего мы не хотим.
Может быть, и евразийство заставляет нас делать то, чего мы не хотим. Мы вообще ничего не хотим, человек ленив. Но евразийство честно говорит: «Мы заставляем вас делать то, чего вы не хотите, потому что мы думаем за вас, мы берем за вас ответственность, и вы будете лучше, будете прекраснее, будете счастливы, даже вопреки вашей воле». «Мы сделаем вас счастливыми», — говорят евразийцы, откровенно показывая людям кулак. И сделают. А наши противники, атлантисты, действуют изворотливее. Они говорят: «Да ладно, всё нормально, всё хорошо. И так сойдет!» На самом деле, они нас отвлекают. А вдруг вы не хотите «хорошо, нормально, так сойдет»? А вдруг вы хотите, наоборот, собраться. Вдруг вы хотите двигаться по пути преодоления. Но вам говорят: «Да ладно... Безопасный секс... Подумал немножко — и хватит. Пошли пивка выпьем». И здесь тоже приказ, тоталитарная установка, такая же, как наша. Я не могу сказать, что хуже. Она такая же тоталитарная, в той же мере насилует вашу волю. Только мы говорим о том, куда ведем, а они не говорят вам ничего. Потому что если бы они обнажили сущность этой идеологической программы, все бы ужаснулись, и русские люди просто уничтожили бы этот канал.
Энтропическая онтология Дальнего Запада (за столпами Геракла)
Атлантизм ненавидит Россию, атлантизм стоит против Востока, атлантизм — это философия дальнего Запада. В свое время древняя цивилизация поставила в Танжере, в Гибралтарском проливе, два столба, на которых было начертано «Neс plus ultra», что значит: «А дальше нельзя». «Дальше не надо», — написано было на этих столбах. Всяк, кто сунется, тот пожалеет. И пока эти столбы охраняли человечество, ворота онтологического Запада были запечатаны, закрыты этой надписью, двумя столбами, и всё было более или менее хорошо. Но какая-то сволочь всё-таки туда пролезла. И когда
Вы знаете, что означает знак доллара? Это два столба Геркулеса, которые на старых изображениях опоясывались лентой в виде буквы «S» с надписью «За эти столбы нельзя». Но на долларах писано не «Neс plus ultra», а «plus ultra». «Дальше можно», — написано там. Можно. И сегодня доллар означает движение за эти столбы, в запретную зону, на Дальний Запад, в Атлантику. Это означает, что от древних сетей освободилось морское чудовище Левиафан, которое долгое время держалось в узде. И когда корабли Колумба и других европейских авантюристов стартовали в ту сторону через Атлантический океан, они своим ритуальным жестом разрушили оковы, которые держали Левиафана, и Левиафан восстал. Это и есть атлантизм, философия Далекого Запада, онтологическое наступление колодцев изгнания. Атлантизм — это всё, что противоположно нам.
Полярность знаков
Когда вы видите, что люди отрицают любой элемент из того, что мы говорим, из того, что провозглашаем, и даже из того, что чувствуем, знайте, это враги, это атлантисты, и в определенном смысле они прекрасно понимают, что делают, кому служат, и с кем они борются. Поэтому, как только мы приобретаем евразийский знак на своем челе, евразийское излучение вокруг своего существа, приобретаем ауру евразийства — это ставится маркером, как на товарах покупаемых в супермаркете; мы позиционируем себя в мире людей вполне однозначно. Конечно, этот знак может стереться, или вы сами его можете удалить его, подобно татуировке, но это не так просто. Попробуйте вывести тату, соскоблив ее наждачной бумагой! Тем не менее, когда люди видят вас, они считывают этот знак. И он вызывает у многих ярость.
Так же и евразиец может угадывать сущность других по нюансам, по оговоркам, по внешнему виду; вот человек повернул кепку назад, одел широкие штаны, пошел. Что это значит? Он находится в состоянии одержимости духом атлантизма. Он служит Левиафану. Напевает рэп, самодовольно ковыряет в носу, расслабляется — всё понятно. Это Левиафан. Конечно, это еще не полное погружение в Левиафана, но это уже, в принципе, объект для пристального разбирательства. Когда нас будет больше, мы, безусловно, таким персонажам проходить просто так по нашим улицам не разрешим. Они должны будут собираться в особых местах, как в гетто для больных, и там уже спускать штаны свои, изображать MTV-шную рожу и с этими чудовищными досками на колесах прыгать. Это будет атлантистское, левиафановское гетто для роллеров, рэпперов или скейтбордистов. Самые страшные гетто будут созданы для серфингистов, — вот это самое наглое, самое антиевразийское явление. Нет ничего более отвратительного, чем катание с белозубой улыбкой на этой омерзительной доске. Одним словом, атлантизм — это наш абсолютный враг. Больше здесь сказать нечего. Самое главное сказано. Кто не понял, ему уже ничего не поможет. Ничего.
Проблема «я»
Теперь о том, что такое евразийское представление о человеке. Наверное, уже легко понять, что, с нашей точки зрения, человек есть воплощение народа и земли. Другими словами, человека самого по себе нет, он условный фрагмент более глубоких реальностей. Поэтому между «я» и «ты» в рамках собственного народа не существует такого уж большого напряжения диалектики. Ну «я», ну «ты», по сути дела, если мы русские люди, какая разница, чего делить?! Это принципиальный вопрос — представление о собственной отделенности от других, как о вещи неокончательной и весьма условной. Отсюда общинность, отсюда представление о том, что «человек» есть почти условное название.
Ну, хорошо, сегодня Вася, ну почему бы ему ни быть Петей? Если он радуется, ест совместно, пляшет, ходит на рыбалку, смотрит на небо, идет на политическую акцию, пишет диплом, ну почему он собственно Вася? С чего он решил, что он Вася? Просто русское живет сквозь него, дышит сквозь него. Наше представление о человеке не индивидуально. Это не значит, что у нас нет индивидуальности. Наоборот, как только мы почувствуем себя русскими людьми — русский номер 15, русский номер 17, русская номер 19, — мы начнем впервые осознавать нашу подлинную индивидуальность. Но это будет происходить естественно и постепенно, а не искусственным образом, не в силу ложного насильственного программирования. Наше собственное «я» выскочит из нас, особенно в ответ на «русского номер 15», и скажет: «Нет, извините, я, конечно, не „Вася”, но я и не „Петя”. Вы назвали меня „Васей” и считали „Васей”. Это было ошибкой, слишком поспешно. Вот теперь я стал русским номер 15, я рад, но у меня кое-что свое есть, то ли было, то ли завелось». И пусть это «свое» расскажет вам ваша душа, пусть она и назовет свое подлинное имя.