Четвертая пуля [Похищение. Четвертая пуля. Пусть проигравший плачет]
Шрифт:
Масселон взял еще одну сигарету. Чертов Винсен! Что заставило его объявить войну журналистам? Возраст, может быть… Он скоро должен уйти на пенсию, а в подобные моменты жизнь не сулит профессионалу ничего хорошего…
— Согласен. Я оставлю Винсена копаться в грязи, а мы будем командой. Что тебя интересует?
— Вначале: что за человек Бертье?
— То есть?
— Образ жизни, который он ведет; его привязанности, привычки, темперамент. Я много размышлял о его случае. Я только этим и занимался. И пришел вот к какому заключению: если он убил в личных интересах, то он либо самый последний дурак, либо самый изощренный тип, какого я встречал.
Проследи за моими рассуждениями. Если он запустил в дело пятьдесят миллионов на съемки с Жаном Дравилем, то лишь с мыслью вернуть их, причем с выгодой. Это нормально. Тогда, если он хладнокровно убирает Дравиля до окончания съемок, что он выигрывает? Ничего. Следовательно, он идиот. Напротив, подожди он месяц или два, получил бы огромную известность, обернувшуюся в конечном счете кругленькой суммой в кассе. А тогда он мог бы и избавиться от Дравиля. Ты понял, нет?
Масселон покусывал свою шариковую ручку.
— Можешь не прерываться, дорогуша. Я прекрасно слежу за твоей мыслью. Итак, Бертье как минимум идиот. Так?
— По крайней мере, — заметил Клид, — если он не продумал все прежде, то есть заранее приготовился к убийству. В таком случае он очень предусмотрителен и чрезвычайно умен. Вполне возможны два пути. Первый: свидетелей не оказалось. Полиция не смогла найти убийцу, дело закрыто. Следствие: раскошелится страховая компания, и он возвращает свои деньги. Второй: его заметили, узнали. Тогда он ставил на кон пятьдесят миллионов, которые он потерял, убитая ведущего актера, о чем, быть может, не подумал в пылу гнева. Судьи не признают умышленного убийства, что означает, что с хорошим адвокатом он прекрасно выйдет сухим из воды. Пустяковое дело.
— Хорошо, — согласился Масселон, — что ты предлагаешь?
Клид раздумывал.
— А что я знаю? Я блуждаю в потемках. Я даже не знаю, способен ли Бертье на убийство в порыве гнева. Например, если бы он застал Дравиля в пикантной ситуации, мог ли он действовать, не подумав о последствиях?
— Я понял, — кивнул Масселон. — Ты думаешь, что в постели Дравиля была женщина. До…
— До, ре, ми… неплохой романс, старина. Я действительно подумываю о Мари-Жур Аньель, юной звезде экрана. По тому, что сообщил Клер, мой помощник, похоже, она спала с Дравилем. Не подумывал ли и сам Бертье о ней? Вот о чем я спрашиваю себя и в чем ты бы мог мне помочь. Твои ребята из светской хроники могут быть в курсе?
Глаза Масселона сузились, в них появился хищный блеск. Он до конца вошел в игру.
— Можно выяснить сейчас же, если у тебя есть пара лишних минут.
— Было бы хорошо, — согласился Клид.
Масселон уже снял телефонную трубку. Набрав две цифры, он сразу перешел к делу.
— Доминик? Мои комплименты, дорогуша. Масселон у аппарата. Вы одна?
И изобразил гримасу в сторону Клида.
— Нет, нет. Будет очень хорошо, если вы немедленно придете ко мне в бюро. Здесь знаменитый Роберт Клид. Я буду счастлив вас познакомить.
Он повесил трубку.
— Уже идет. Это Доминик Бланшетт, наш хроникер из отдела кино. Немного со странностями, ты сам убедишься, но несравненных деловых качеств.
Стук каблучков в коридоре известил о ее приближении.
— Вот и она, — сообщил Масселон, когда дверь кабинета открылась и на пороге появилась очаровательная блондинка, достаточно высокая и в теле.
Клид поднялся, Масселон занялся представлениями, после чего Доминик Бланшетт устроилась в кресле между мужчинами. Черное платье, расшитое по воротнику и манжетам золотистыми полосками, плотно облегало ее округлые бедра и подчеркивало ее крупноватую грудь. Она носила слишком крикливые украшения: широкое колье из посеребренных пластин, выдававших турецкую подделку, браслет того же производства, огромный золотой перстень, украшенный камнем, судя по размерам искусственным.
— Я вам нужна? — жеманно обратилась она к Масселону.
— Клид хочет задать вам парочку вопросов, — ответил Масселон. — По поводу убийства Жана Дравиля. Он интересуется этим делом.
— Да? Могу ли я быть вам полезна, месье…
Она уже была возбуждена. Клид заметил, что у нее великолепные зубы и немного отвислая нижняя губа, постоянно приоткрытая. Он наградил ее обаятельной улыбкой.
— Вы очень любезны, мадемуазель. То, что мне хотелось узнать, вовсе не ужасно, вы увидите. Сначала скажите, что говорят в ваших кругах о смерти Дравиля?
Автоматическая улыбка позволила ей оттопырить губку.
— Это вызвало необычайное удивление, — сказала она. — Для многих Дравиль был хорошим приятелем. Гуляка с мерзким характером, но человек добродушный.
У нее был пронзительно тонкий голос, действовавший Клиду на нервы. Он посмотрел на Масселона. Тот, казалось, был равнодушен к разговору. Клид подавил вздох. Доминик Бланшетт не сообщила ему ничего нового. Она явно выдумывала, чтобы произвести впечатление, а то, что она сообщила, к сожалению, совершенно противоречило тому, что он узнал от Жюльетты Дравиль и Клодетты Жема.
За исключением того, что относилось к характеру покойного; тут все три женщины были единодушны — отвратительный.
— Вы говорите, он был прекрасным приятелем, — сказал Клид ледяным голосом. — Забавно. Особа, превосходно его знающая, уверяла меня в обратном. Не далее как вчера вечером. Она утверждала также, что немало людей имело все основания действовать, как убийца в Орлеане. Естественно, вы иного мнения?
Доминик Бланшетт подтвердила, что она придерживается своей версии.
— Ну да? — удивилась она. — Я ни разу не слышала, чтобы кто-то говорил подобное. Наоборот, Дравиль был как сказать… всеобщим любимцем.
Она умолкла, чтобы взять зажженную сигарету, протянутую ей Масселоном, и поднесла ее к губам с видом разнежившейся на солнцепеке кошки. Клид воспользовался этим, чтобы рассмотреть ее получше. Чувствуя его взгляд, она перестала разыгрывать роковую женщину. У нее были круглые черные глаза навыкате, и, несмотря на то, что она перестала притворяться, лицо ее не стало приятнее и конкурс красоты ей не грозил. Тем не менее ее явно не избегали, — чем еще можно объяснить, что ее уши столь ловко улавливали сплетни.