Четвертая вершина

Санеев Виктор Данилович

То, что я в течение 4 лет не смог улучшить свой мировой рекорд, вполне объяснимо. Я сам часто задавал себе этот вопрос и поэтому готов к ответу.

Во-первых, ученые рассчитали, что на высоте Мехико имеются особые благоприятные условия для установления рекордов в спринтерском беге и в тех видах, где результат во многом зависит от скорости бега. Это подтверждается и тем фактом, что именно в Мехико были установлены мировые рекорды в беге на 100, 200 и 400 м у мужчин и женщин, в прыжках в длину у мужчин и женщин и в тройном прыжке. Причем рекорды в беге на 100 м, 400 м и в прыжках в длину американцев Ли Эванса и Роберта Бимона не побиты до сих пор, хотя прошло уже полтора десятилетия! Да и мой олимпийский рекорд 17,39 «пережил» уже три олимпиады. Кстати, мировой рекорд Жоао Карлоса де Оливейры в тройном — 17,89 тоже установлен

в 1975 году в Мехико.

Во-вторых, по общему признанию, напряжение борьбы в мексиканском секторе для тройного прыжка в 1968 году до сих пор не знает аналогов. А где, как не в такой борьбе, устанавливать мировые рекорды?!

Думаю, что я мог при определенных условиях прыгнуть за 17,40 в 1969 и 1970 годах. Ведь в эти годы мне удалось на равнинных стадионах дважды показать результаты, близкие к рекорду, — 17,34, и я часто приземлялся за отметкой 17 м. Однако для того, чтобы установить рекорд, нужно было и стечение благоприятных обстоятельств — хорошая, теплая погода, легкий (не превышающий, однако, нормы — 2 м/сек) ветер и, конечно, тартан. А вот как раз на тартане в те годы я выступал редко. Чаще приходилось прыгать на гаревых или резинобитумных (а проще говоря, асфальтовых) секторах.

Кроме того, я в эти годы вел борьбу с зарубежными прыгунами, по сути дела, в одиночку, выступал очень часто и почти всегда на пределе. Передышки, чтобы подготовиться специально к установлению мирового рекорда, у меня не было.

Но как раз после того как зимой 1972 года мне удалось прыгнуть почти на 17 м, я рассчитывал в преддверии Олимпиады в Мюнхене преподнести соперникам «сюрприз» в виде нового мирового рекорда.

Весна начиналась вроде бы хорошо. Судя по контрольным показателям, был готов к установлению рекорда, но все пошло прахом уже в первых международных состязаниях. Вновь предательски заболела нога. Проиграл и матч с командой ФРГ, и международные состязания в Италии. Приближалось первенство СССР, но мне уже было не до выигрыша. Травма — вот что занимало все внимание. Тренироваться регулярно не мог. И как следствие этого — очередное поражение на чемпионате страны. В пятой попытке меня обошел Михаил Барибан, прыгнувший на 16,79. Мой результат был на 4 см меньше, и у меня, как и в Мехико, оставалась одна попытка. Но тогда была олимпиада! А здесь я в последнюю секунду решил не рисковать и просто пробежал по сектору. Ногу сохранил, но она по-прежнему болела. Тренировки «не шли», нервничали и тренеры, и я. До Олимпиады оставалось чуть больше месяца... Было отчего прийти в уныние. В который уже раз я возвращался с тренировки раньше времени: опять не мог прыгать. Входил в комнату, бросал на стул свое нехитрое спортивное снаряжение и уже привычным движением снова начинал массировать покрасневшую от бесконечных растирок ногу. Стопа болела, ныла на одной нестерпимо тоскливой ноте.

Жил я на сборах в Подольске с прыгуном в длину Леонидом Борковским. Леня — человек веселый, не унывающий, всегда старался подбодрить меня шуткой или добрым словом. Видел, как мучаюсь, и старался помочь, как мог. В этот день он решил прибегнуть к испытанному средству борьбы с тоской. Потянулся за своей гитарой, непременной спутницей во всех сборах и поездках, и нарочито громко объявил:

— По заявке олимпийского чемпиона, заслуженного мастера спорта СССР Виктора Санеева незаслуженный артист Леонид Борковский исполнит свою песню «Запасная нога».

— Тройной — не шутка. Три прыжка лихих, Где каждый — голову сломает. Скакнешь на левой — пятка отлетит, На правой — уши отлетают! Ну, уши что! А мне б найти ногу. Моя уже давно болит во всех суставах. Найти б такую, как у кенгуру, Я б чемпионом стал в закрытых залах. Разнесся слух, что мне нашли ногу С железною стопой и медной пяткой, Латунные мениски, не солгу, И на бедре — с легированной латкой!..

Песню эту я слышал уже не раз, да и написана она была специально для нас, прыгунов тройным. Несмотря на поэтические огрехи, она нам нравилась, а сейчас подходила как нельзя лучше. Леонид пел, я все думал: что делать, неужели проклятая нога не даст выступить на Олимпиаде, до которой — рукой подать? И тут пришло решение. Нужно ехать домой, к маме, к морю, к горам. Если и они не помогут, тогда конец.

...Ведь прыгали мы раньше по бетону, А на тартане дальше улетим. Мы сцепим зубы. Через боль и стоны Себе рекорд заветный возвратим!

Прозвучал аккорд, венчавший песню. «Спасибо, Леня, — сказал я.— А теперь — в аэропорт. Передай Витольду Анатольевичу: если все будет в порядке, приеду за два дня до поездки в ФРГ на предолимпийскую неделю. Если не приеду, значит, прощай Олимпиада».

Теперь я и сам не могу сказать точно, что мне помогло больше: то ли мамина чудодейственная мазь, которой я послушно натирал ногу утром и вечером, то ли полный отдых, то ли травма в самом деле зажила? Но уже через десяток дней, проведенных в Сухуми, я почувствовал себя в полном порядке. Конечно, нога еще чуть-чуть побаливала, но к такой боли я уже привык, и меня она не беспокоила. Вернулся в Москву и на вопрос Витольда Анатольевича о самочувствии ответил, что меня, как Антея, вылечила своими соками родная сухумская земля!

Поддерживая шутливый тон и радуясь моему хорошему настроению, Креер сказал, что не худо было бы выступить на предолимпийском состязании в ФРГ и дать соперникам «острастку», показать, с кем им придется иметь дело на Олимпиаде. Так и сделали.

Уже на разминке появилось такое ощущение, что я все могу. Могу побить даже мировой рекорд. Да вот беда: от планки до ямы всего 11 м и в первой попытке после «скачка» и «шага» я очутился в песке! Организаторы состязаний спешно прикрыли часть песка досками и резиной, но опора эта получилась ненадежная. Что делать, пришлось смириться. Правда, даже в таких условиях мне удалось пять раз прыгнуть за 17 м, а в лучшем прыжке улететь на 17,25. Видимо, ощущение меня не подвело и, если бы не непредвиденная неприятность с разбегом, я, в самом деле, мог установить мировой рекорд. Эта предолимпийская репетиция, конечно, больше всех была нужна мне самому. Теперь я знал: могу сражаться только за победу.

И вот я снова в олимпийской столице. ХХ Олимпийские игры проводились в Мюнхене, одном из крупнейших городов ФРГ. Вновь уже знакомая мне сутолока Олимпийской деревни, встречи со старыми друзьями-соперниками. И прогнозы, прогнозы, прогнозы... Пять из восьми участников знаменитого олимпийского финала Мехико прибыли в Мюнхен: Мансур Диа, Джузеппе Джентилле, Артур Уокер, Нельсон Пруденсио и я. В число соискателей медалей специалисты включали также грозных Йорга Дремеля, Карола Корбу и кубинца рекордсмена мира Переса Дуэньяса. Словом, компания подходящая: все имеют результаты за 17 м!

Естественно, я в этой игре «в прогнозы» не участвовал. Старался сдерживать себя и на тренировках, где в обстановке всеобщего ажиотажа, возбуждения «горят» порой неопытные новички. Ведь именно здесь, на прикидках перед олимпийскими стартами, которые напоминают ожесточенные состязания, так легко растерять крупицы физической и нервной энергии, получить травму.

В такие дни накануне самых ответственных состязаний важна каждая мелочь, каждая деталь подготовки. Важно даже то, с кем живешь в одной комнате. Соседи у меня были отличные — Валерий Борзов, уже ставший чемпионом в беге на 100 м, и Евгений Аржанов, завоевавший серебряную медаль на 800-метровой дистанции. С Валерием мне предстояло выступить в один день. Он выиграет бег и на 200 м, а я буду выступать в финальных соревнованиях. В том, что Валерий победит, я уверен. Борзов, как говорят спортсмены, сейчас в такой форме, что обыграть его просто невозможно. А мне ничто не должно помешать выполнить олимпийский квалификационный норматив. Правда, была одна помеха... По жребию всех участников квалификационных соревнований разделили на две группы. Я попал во вторую. Время выходить в сектор, а судьи что-то медлят. Оказалось что соревнование первой группы затянулось на целых 35 минут. Там тоже не обошлось, конечно, без неожиданностей: Гена Бессонов разволновался и не выполнил нормы, сдали олимпийские «полномочия» Джентилле и Уокер, не смог преодолеть первого в жизни олимпийского рубежа рекордсмен мира Дуэньяс. И Миша Барибан что-то расклеился, еле-еле попал на основные соревнования...