Четвертое состояние
Шрифт:
Это мы-то, студенты (правда, Антон уже был тогда аспирантом), это мы-то полагаем, что есть необходимость бросить вызов маститым профессорам-биологам, которые так и не сумели «познать внутренние причины биодинамики»?!! «Чего вы трясётесь от страха? — рычал на нас Антон. — Съедят-то меня, а не вас. А мне не страшно — пусть едят, у меня пока одни кости — никаких титулов и званий...» — «Да смеяться ведь будут, а не есть — вот что страшно», — сказал Костя Загайнов, который всегда, как выражался Антон, впереди науки двигал свое реноме. «Ну и черт с ними, пусть смеются, — отрезал Антон. — Смеются в цирке, а мы с вами занимаемся наукой, ясно?»
И убедил ведь, всех убедил, со своими преамбулами — подписали «манифест»!
А помните, о
Так вас интересует, кто же такой В. С. Гринеев, к которому у меня «несколько прохладное отношение»? Да, прохладное, Геннадий Александрович. Не люблю людей, которые любую мало-мальски свежую мысль начинают формулировать с местоимениями «я». А вы? Как относитесь вы к этому сакраментальному местоимению? Судя по вашим статьям и книгам, вы все же ближе к коллективистам: «я», как автора, в своих работах употребляете строго по назначению — в соответствии с грамматикой. Это приятно. И еще, что мне нравится в ваших статьях, вы объективно, без предвзятости относитесь к своим героям.
Так кто такой Гринеев? Не знаю. Я его видела дважды, и оба раза он на меня произвел впечатление весьма многозначительного человека. Сухощавый, спортивного вида — это всегда импонирует, седоватый ежик, глаза чуть навыкате, остро внимательные, умеет слушать других (тоже приятная черта), однако когда начинает говорить — все забывает, слышит только самого себя. Почему? Не знаю. Излишнее самомнение присуще, как утверждает Антон, любой потенциально творческой личности; это, по его теории (которой он, по-моему, пытается прикрыться, словно фиговым листком, от нашей критики), одно из главных условий гениальности. Вот как. Ни больше и ни меньше. А с другой стороны — все верно: Гринеев понятие «биоплазма» сформулировал (правда, скорее в философском, чем в физическом смысле слова) еще в 1944 году. В то время он был во Франции, в составе военной миссии, выкроил время и изложил свои идеи на бумаге, а французские физики пришли в восторг — немедленно напечатали, да еще дали лестные отзывы!..
Все верно; идея биоплазмы была им сформулирована первым в мире. Правда, в той первой своей брошюре, на французском языке, он называет ее «атомом-икс», понятие «биоплазма» Гринеев ввел в научный обиход спустя двадцать лет, в 1964 году, но все равно за три года до того, как до этой самой биоплазмы додумались мы! Хотите верьте, хотите смейтесь, но факт остается, фактом: взял и придумал это самое «четвертое состояние вещества в живой природе». А мы, дураки, так старались... Обидно, конечно. Один Антон цвел семиреченской розой (есть такая в нашей республике — олицетворение счастья): «Други, это же прекрасно, что мы не одни! Да вы только оцените ситуацию! Мы можем опираться на зарубежные публикации, мы, наконец, можем выступить коллективным фронтом. Я всегда считал и утверждаю, что любая идея обязательно должна спонтанным образом родиться неоднократно в разных условиях...» «Я» в Антоне иногда удивительным образом сочетается с таким выморочным коллективизмом!.. Хоть за голову хватайся. Он же, Антон, и раскопал Гринеева — через Кирлиан. Узнал адрес, вступил в переписку, пригласил к нам в Алатау... За свой счет пригласил! Ох, выдала же ему Татьяна за этот барский жест!.. И когда сочиняли «манифест», Антон ратовал, чтобы фамилию Гринеева поставили первой. Наверное, все правильно, да? Но я все же настояла, чтобы первой была фамилия Антона: Антон ведь не просто придумал понятие «биоплазма», а нашел ее как объяснение природных явлений. Понимаете, в чем разница?
Но я, кажется, опять забралась в проблемы, которые вас не интересуют совершенно. Я на все вопросы ответила? А, да, какая связь между пятнами «электрического истощения» и нашей концепцией биоплазмы? Мы считаем, что эти пятна «электрического истощения» как раз и есть проявление биоплазмы в очищенном, так сказать, от электрических явлений виде. Как вам это объяснить понятнее? Вы знаете, конечно, что неоновая реклама начинает светиться только тогда, когда получит энергетическую подкачку (когда на лампу-трубку будет подано электрическое напряжение). Вот так и с биоплазмой: согласно нашей гипотезе, она начинает светиться после того, как ее «накачают» энергией высокочастотного поля. (Кстати, и в неоновых трубках светится не сам газ, а та его часть, которая перешла в состояние плазмы. И потрогайте трубку — холодная ведь!)
Что еще? Вашу просьбу относительно статей-оттисков я Антону передала. Обещал подобрать. Мы все желаем вам успеха, моей помощью в качестве консультанта можете располагать абсолютно.
В прошлом веке действительно так говорили: «целую ваши ручки»? И правда — раньше женщинам руки целовали при каждой встрече и на прощание...
Л. Коренева,
ваш консультант.
27 июля 73 г.
А гладиолусы остались у меня в комнате. Вы нарочно их оставили? Или забыли, сбегая от Дарьи? Вот и для меня появилась загадка...»
IV
«Милая Людмила Михайловна! Каюсь, бегство мое было просто позорным — стыдно, брат, стыдно. И вот за что больше стыдно, милая Людмила Михайловна! Ваше письмо полно таких недомолвок!.. Но убей бог — ничего не помню, чего я вам, пьяный дуралей, нацарапал в служебном блокноте? Что сказал — ладно, забудется, простится, а вот что написал? Верните, ради бога, мои почеркушки! Ну, хорошо, если я там нацарапал, что пью с самой очаровательной женщиной в мире — за правду не стыдно, а если что похуже? Господи, аллах всемогущий, как вспомню!.. Как я, милая моя хозяйка, оказался, простите... в вашей постели?!! Разодрал веки, а передо мной... монументальная Дарья: стоит, руки в боки, в одной руке мокрая тряпка, в другой что-то похуже, и говорит с издевочкой: «А, миленок-москвичонок, как же это тебя угораздило в женский номер угодить?» «Почему женский? — спрашиваю Дарью обалдело. — Разве я в «хотеле?» — «А потому, — отвечает Дарья-монумент, — что это Милочкина комната, а тебе, миленок, я сдала диван. Забыл, где он — твой диван?»
Вот тут со мной и стало дурно. Даже икота напала. Верите? «Как-ик, — говорю, — так-ик я тут-ик оказавшись?» — «А вот так, — сурово заявляет мне Дарья. — Отпишу сейчас твоей жене, посягатель, как ты в командировках блюдешь себя...» — «Да нет у меня никакой жены! — заоправдывался я. — Посмотрите паспорт!»
Посмотрела — верите? Вынула из пиджака бумажник, из бумажника паспорт, все просмотрела и... подобрела. Душ предложила. «Иди, — говорит, — окатись, приди в себя, а потом мы с тобой покалякаем».
Ну и феномен ваша Дарья! Когда я отошел слегка под ее роскошным душем (30 копеек — как в лучшем «хотеле»!), угостила меня стаканчиком своей яблочной наливки (вот что меня с ног сшибло — не коньяк, к коньяку я привычный, давно адаптировался), такое, знаете, сладкое тепло. Тут Дарья за меня и взялась. Принял, признался, покаялся — что делать? Ничего ведь не помню. «А... Милочка — ваша дочь?» — интересуюсь. Верите, даже в голову не пришло, что она так называет вас. Мила — Людмила, все верно... «А Милочка, — сурово режет мне Дарья, — приветик тебе оставила. А сама уж давно на работе». — «Ах, так!..» И такая тоска на душе... Зеленая. Вот черт, думаю, дернул завернуть в это Алатау!