Четвертый хранитель
Шрифт:
Андрей хлопнул Медведева по плечу:
— Ты изрядно повзрослел, парень. Мне кажется, пять лет назад, когда мы впервые встретились, ты думал несколько иначе…
— Просто я тогда еще не умел правильно выразить то, о чем думал…
Они рассмеялись, обнялись и простились.
Андрей заверил, что пришлет гонца с приглашением на свою свадьбу и хочет видеть на ней не только Медведева, но и старых друзей: Картымазова и Бартенева. Медведев обещал, что все они непременно приедут, если конечно не помешает служба.
На том и расстались.
Глава пятая
КЛАДБИЩЕ В ТАТЬЕМ ЛЕСУ
Медведев вполне благополучно отчитался перед Патрикеевым, назвал ему фамилии бояр, которые просились в Москву, и подтвердил, что Михаил Андреевич действительно посватался к племяннице короля Казимира.
Патрикеев хмыкнул, выразил удовлетворение, односложно похвалив Василия, но денег никаких не дал, правда обещал, что великий князь готовит для него новое особое и тайное задание и вот тогда-то… А пока, мол, домой — когда надо будет — вызовут. Да не забыть налог во время уплатить!
Медведев отправился домой.
Там его ожидал сюрприз:
— А, знаешь, у нас кое-что интересное без тебя случилось, — сказала ему Анница, помогая переодеться с дороги. — Явился к нам новый человек — молодой, двадцати лет, и все с тобой хотел поговорить. Я сказала, что у нас нет секретов, но он вежливо отказался. Попросил погостить у нас в ожидании твоего возвращения, ну я и отправила его к Неверову. А Клим тут же арестовал его, да посадил в клетушку — ну ту, что они сделали для временно задержанных до выяснения обстоятельств. Приходит ко мне и говорит: «Да никакой он не Сева Руднев! Я его сразу узнал: это Ерема Селиванов, сын тех самых Селивановых, которые когда-то всех нас потравили, а Степана выпустили».
Медведев сразу вспомнил.
Остерегайся людей с фамилией Селиванов…
Так предостерегал его в последнем письме Иона.
— Гм, интересно, зачем же он явился, если знает, что здесь ему совсем не рады. Он что, изменил не только имя, но и внешность?
— Да нет. Я то их особо не помню, Селивановых этих, а вот Клим — они ж вместе у Антипа были, — помнит очень хорошо. Он сказал, что просто повзрослел парень — тогда ему было пятнадцать, а сейчас — уже молодой человек, но никаких попыток изменить свою внешность он, по-видимому, не делал.
Медведев рассказал Аннице о предупреждении старца Ионы, а также о том, что совершили Селивановы в 1479 году, во время его отсутствия, когда он поручил строго охранять схваченного случайно Степана Полуехтова.
— Все это интересно, — сказал Василий. — Надо с ним поговорить. После обеда вели позвать его и послушаем вместе, что он скажет.
Подросший, окрепший, возмужавший — широкоплечий парень с могучими бицепсами низко поклонился и голосом, дрогнувшим от волнения, сказал:
— Государь мой, Василий Иванович, государыня Анна Алексеевна, я понимаю, что после всего, что случилось пять лет назад, вам будет трудно поверить моим словам. Вам будет трудно поверить, что еще тогда, когда я был мальчиком, Василий Иванович стал для меня просто кумиром, и если бы он не был в отъезде, а родители силой не заставили меня подчиниться, я никогда не стал бы участвовать в том, что они совершили. Но прошлого исправить нельзя, и я лишь могу сказать, что все эти годы главным моим стремлением было прийти сюда. В пятнадцать лет, когда я уже было направился к вам из глубины Великого Литовского княжества, куда меня увезли, меня захватили в плен татары хана Менгли-Гирея, сделали рабом, а потом гребцом на галерах и два года я, прикованный цепью, вместе с такими же несчастными, ворочал огромные весла в затхлом и душном трюме…
Теперь понятно, откуда у него такие бицепсы. Похоже, здесь он говорит правду.
— … Затем, — продолжал Ерема, — нашу галеру потопили турки, и я снова попал в рабство, на этот раз турецкое. Вызволил меня из этого рабства капитан из Генуи, который взял наше судно на абордаж, потопил его, а турков перебил. Но он оказался пиратом, и мне пришлось плавать с ним несколько лет, занимаясь пиратским промыслом в Средиземном море, прежде чем я обрел долгожданную свободу. Я не буду отнимать вашего времени, рассказами о моих скитаниях, поскольку это не имеет отношения к делу, а пришел я сюда лишь с одной целью: попытаться искупить вину моих родителей, да и мою тоже, хоть был я тогда несмышленым мальчишкой. Думаю, что я, быть может, единственный на всем белом свете человек, который владеет тайной, за которую сильные мира сего заплатили бы огромные деньги, но я не случайно, воспользовавшись обстоятельствами, переменил имя и фамилию. Я не боялся грозных татар, не боялся свирепых турков, я чувствовал себя спокойно среди кровожадных пиратов, однако, ужас, леденящий сердце, охватывает меня, когда я вспоминаю о людях, на первый взгляд тихих, спокойных и мирных, которые, оказывается, втайне страшнее всех перечисленных мной выше извергов. Я очень боюсь, что обладание этой тайной может стать для меня смертельным, и я знаю единственного человека, который в силу своего необыкновенного мужества, смелости и решительности, быть может, окажется в состоянии хоть как-то противостоять этим страшным людям. Этот человек — ты, Василий Иванович, но я не уверен, имею ли я право говорить о столь жизненно опасных вещах в присутствии твоей супруги.
— У нас нет тайн друг от друга, — сказал Медведев, — мы с Анницей, как одно целое. Анница называет это — двоица, так что говори смело, и ничего не опасайся. Кроме того, ты отсутствовал пять лет и потому не знаешь, что Анница не просто моя жена — она прекрасный воин, и не менее смела и решительна чем я.
— Тогда, если позволите, я расскажу обо всем с самого начала. А начало кроется в далеком прошлом. Рассказывал мне отец, еще в детстве, одно старое предание нашего рода. Слышал он его от своего отца, тот — от своего, и так далее. Тут я должен сказать, что наша семья — то есть все мужчины в ней — испокон веков были новгородцами и занимались ювелирным делом. Суть семейного предания связана именно с этой профессией. Оно гласит, что некий наш далекий предок занимал высокий пост — он был старшиной гильдии всех новгородских ювелиров. И вот каким-то чудом ему удалось прознать, что некогда один человек закупил огромное количество драгоценных камней, такое большее, что даже не возможно себе представить, набил ими шестнадцать кожаных сумок, а потом навсегда исчез с этим богатством, где-то в окрестностях Твери. Никто не знал, того места, где он пропал, но достоверно было известно, что оно никогда и никем не было найдено. Такие истории захватывают воображение мальчишек, и мне долго снились сверкающие драгоценные камни в тяжелых кожаных сумках. Однако, окружающая действительность была совсем другой. Мои родители жили бедно, и хотя отец был добрым ювелирным мастером, ему не удавалось разбогатеть, а потом и вовсе случилось несчастье, которое поставило нашу семью на грань полного разорения. Воры унесли все золото и драгоценности, которые клиенты оставили отцу для обработки. Мой отец, Ефим Селиванов, был в полном отчаянии. Чтобы вернуть долг, ему пришлось бы лишиться нашего дома, всего имущества и то этого вряд ли хватило бы. И вдруг, откуда не возьмись, появился некий человек, который пообещал отцу, заплатить все его долги и, более того, дать денег на новую мастерскую, новые запасы драгоценностей и золото, чтобы он мог, ни в чем себя не стесняя, спокойно работать дальше. За это он потребовал только одного: чтобы отец поменял веру. Однако, речь шла не о мусульманском, не об иудейском, и не о латинском вероисповедании. Это была совершенно новая, иная и очень секретная вера, которую исповедовало тогда еще небольшое количество, скрытых от человеческих глаз, тайных ее служителей.
Медведев и Анница переглянулись.
Медведев весь внутренне напрягся, интуитивно ощущая, что вот-вот сейчас он узнает нечто такое, что все время было где-то рядом, то, что он отмечал глубинным внутренним зрением, но чего никак не мог осознать и определить.
— Суть этой веры заключалась в отрицании Святой Троицы и утверждении, что есть лишь один Бог, который все создал, все видит и все слушает, но не нуждается ни в каких молитвах, потому что ему нет до людей никакого дела, а стало быть, они могут творить все, что хотят. Я был тогда совсем малышом и знаю об этом только из обрывков более поздних разговоров родителей. Отец согласился, и наше жизненное положение сразу же заметно поправилось. Но человеку всегда всего мало. Отец подумал, что он может получить еще больше благ от новых братьев по вере, и рассказал им наше семейное предание. Ему, действительно, дали за это много денег, но потом мне однажды пришлось случайно слышать, как втайне от всех отец плакал и молился своему новому богу, хотя знал, что бог его молитв не слышит — и все же он, должно быть, по старой христианской привычке, просил прощения за свои грехи и среди этих грехов упоминал, что из-за него, или вернее, из-за нашего семейного предания, которое он открыл своим единоверцам, погибли в тяжких муках какие-то люди… Я смутно помню, что упоминались имена Иона и Мария.
Медведев весь напрягся.
— …Но, как я понял из разговоров родителей, — продолжал Ерема, — их единоверцам не удалось отыскать этого сокровища, и они почему-то решили, что оно, быть может, спрятано в глухом лесу, в лагере разбойника Антипа. И вот, чтобы отработать полученные ранее большие деньги, которые, как оказалось, были выплачены отцу напрасно, потому что никакое сокровище не нашлось, нам велели продать все наше имущество и дом, а потом голыми и босыми прийти в лагерь Антипа и просить там, чтобы он нас принял к себе. Для убедительности им придумали такую историю, что вроде бы у меня были еще младшие брат и сестра и что они-де пошли за ягодами и пропали где-то в болотах, окружающих лагерь Антипа. И вот отец и мать стали разыгрывать роль полоумных, которые каждый день ходят на болото и якобы ищут там останки своих пропавших детей. На самом деле, им велено было тщательно обследовать все болота в лагере Антипа в поисках следов, быть может, там спрятанного сокровища — тех самых камней в шестнадцати сумках. В свободное от поисков время отец выполнял для Антипа разные ювелирные и слесарные работы: подделывал ключи, чтобы Антиповские воры могли легко проникнуть в нужное им помещение, изготовлял отмычки, что могут открыть любой замок, а также оценивал захваченные разбойниками драгоценности. Так продолжалось два года. Постоянное пребывание на болотах подорвало здоровье родителей, а сокровище так и не было найдено. Наконец, я понял, что главари тайной веры отказались от дальнейших поисков, а к этому времени в наших местах как раз появился ты, Василий Иванович. Я не знаю, каким образом так быстро и ловко люди этой веры поддерживали между собой связь, но только уже на следующий день, через несколько часов, после того, как ты предложил Антипу покинуть Татий лес, обещав тем, кто с тобой останется забвение прошлых дел и свободную жизнь на твоей земле, родители получили указание: немедленно примкнуть к группе тех, кто остается в Березках и начать наблюдение за тобой. Я не думаю, что отец успел сообщить о тебе что-либо, кроме того, что вы с Картымазовым и Бартеневым отправились на поиски похищенной дочери Картымазова, а в плену в Березках, как тогда называли это место, находится некий Васюк Филин. Примерно через неделю после твоего отъезда появился у нас оборванный, нищий, седой старик, который как я понял, был в этой вере кем-то старшим, потому что отец относился к нему с большим уважением. Старик сказал, что мы должны помочь любой ценой освободить из плена этого самого Филина. Когда мы остались наедине с родителями, я воспротивился этому предательству, говоря: «Как вам не стыдно! Василий Иванович, наш хозяин, принял вас, приютил, дал свободу, если б не он, так пришлось бы вам всю жизнь гнить в темнице за ваше разбойное прошлое, а вы теперь хотите его предать! Отец смутился и вышел из комнаты, а мать стала меня успокаивать и все шептала: «так надо сынок, так надо», и поила каким-то отваром, после которого я крепко уснул. Потом я узнал, что таким же образом она усыпила всех сторожей и вот мои родители вместе с этим нищим и Васюком Филином, который, как я потом узнал, на самом деле, носил имя Степан Полуехтов, унеся меня сонного, в заранее подготовленную на том берегу Угры карету, уехали вглубь Литовского княжества.