Четвертый путь

Успенский Петр Демьянович

О. Во всяком случае, они не могут быть показаны до тех пор, пока вы не сделали для себя все, что вы можете. Люди никогда не верят сказанному; они говорят: «Что угодно, только не это!»

В. Является ли буфером говорить самому себе: «Я сделаю это завтра?»

О. Это не буфер, но очень хороший метод поддержания буферов в рабочем состоянии.

В. Вы говорите, что человек должен искать несовместимые вещи в самом себе. Я вижу многие из них, но я приписываю их различным «я».

О. Да, это совершенно верно. Но когда мы

находимся в одной из этих несовместимостей, мы обычно отождествлены с одним из этих взглядов и не можем видеть другого. Когда вы не находитесь ни в том, ни в другом, когда вы стоите в стороне, вы можете сказать: «Иногда я смотрю на это таким образом, а иногда таким», но когда вы отождествлены, вы не можете делать это. Вы должны стараться разрушить это отождествление.

В. Является ли буфером хотеть и не хотеть какую-то вещь в одно и то же время?

О. Это не буфер. Буфер часто принимает форму сильного убеждения. Например, один человек, которого я знал, был убежден, что он любит всех людей. В действительности он никого не любил, но благодаря силе этого буфера он был свободен быть настолько неприятным, насколько ему хотелось. Это очень надежный и прочный буфер.

В. Можно ли узнать о буферах путем наблюдения других?

О. Да, потому что это может помочь вам видеть буфера в самих себе. Но так как вещи редко повторяются один в один, человек будет всегда видеть буфера только в других, а не в самом себе. Но если он подготовлен для этого путем нахождения этих вещей сначала в самом себе, путем осознания своей механичности, он может начать видеть буфера.

В. Когда человек видит буфер, то иногда он, по-видимому, создает другие буфера, чтобы оправдать себя?

О. Вы не можете столь легко создавать буфера. Вы можете создавать ложь и воображение, но буфера являются прочными вещами, и создание их есть длительный процесс.

В. Может ли совесть быть понята только тогда, когда мы переживаем высокую эмоцию?

О. Нет, как я сказал, совесть есть чувство, возможное для совершенно обычных людей, без какой-либо школы. Это есть род внутреннего чувства истины в связи с одной частной вещью, или другой вещью, или третьей вещью. Связь может быть ошибочной, но чувство само по себе будет вполне правильным.

В. Несомненно, совесть — это больше, чем осведомленность о всех своих эмоциях в данное время, так как она может изменить результат действия человека. Она, по-видимому, усиливает некоторые эмоции и ослабляет другие.

О. Это потому, что вы видите их. Это есть наибольшая из всех возможностей, так как когда вы увидите ваши различные эмоции относительно одной и той же вещи и будете видеть их постоянно, вы ужаснетесь.

В. Не есть ли то, что мы называем совестью, одно «я», не одобряющее другое?

О. Это очень хорошее наблюдение совести в обычном смысле слова. Но то, что я называю совестью, есть некоторое состояние, в котором мы можем быть позднее. То, что называется совестью в обычной жизни, есть просто определенные ассоциации. Мы привыкли мыслить и поступать определенным образом,

и если по некоторой причине поступаем по-иному, мы испытываем неприятное чувство, которое называем совестью. В действительности совесть является более глубоким и более сильным чувством, и когда реальная совесть появляется, вы можете увидеть, что она не похожа на то, что вы называете совестью в настоящее время.

В. Тогда то чувство, которое мы называем совестью, является неправильным?

О. Не обязательно неправильным, но это не другое чувство. Оно может быть привязано к совсем будничным вещам, которые не имеют никакой особой моральной ценности. Мораль всегда относительна, совесть — абсолютна. Совесть — это особенная положительная эмоция. В нашем настоящем состоянии в нас есть небольшой след этой эмоции, достаточный для того, чтобы иметь общее чувство, что что-то может быть правильным, а что-то другое может быть ошибочным, но недостаточный, чтобы сказать определенно, что правильно и что ошибочно. Это должно быть развито. В настоящий момент та совесть, которую мы можем иметь, не отличает крупного от малого, но позднее совесть может сделаться совсем иным методом познания, инструментом различения.

Прежде, чем совесть может быть раскрыта полностью, мы должны иметь волю, должны быть способны «делать», поступать согласно велениям нашей совести, иначе, если бы совесть полностью пробудилась в человеке в его сегодняшнем состоянии, он был бы самым несчастным существом; он не был бы способен забывать, не был бы способен приспосабливаться к вещам и не был бы способен ничего изменять. Совесть разрушает буфера, поэтому человек находит себя в беззащитном состоянии перед самим собой, и в то же самое время он не имеет никакой воли, поэтому он не может измениться, не может делать то, что, как он знает, является правильным. Поэтому он сначала должен развить волю, иначе он окажется в очень неприятной ситуации, вне своего контроля. Когда он приобретет контроль, он может позволить себе роскошь совести, но не раньше.

В. Что такое чувство раскаяния, которое приходит от совершения поступка, который, как человек чувствует, является неправильным? Есть ли это совесть?

О. Нет, совесть это другое, она более могущественная, более всеобъемлющая. Но даже если человек помнит моменты раскаяния, это полезно. Только необходимо знать, на чем основано это раскаяние.

В. Имеется ли связь между сущностью и совестью?

О. Имеется большая связь, так как и сознание, и совесть приходят из сущности, но не из нашей сущности. Наша сущность является просто механической.

В. Я полагаю, что самовоспоминание не обязательно влечет за собой повышение морального уровня?

О. Это, конечно, влечет за собой другое понимание. Так как, когда человек становится сознательным, он понимает моральную сторону вещей лучше, ибо противоположностью морали является механичность. Если человек становится более сознательным, он будет способен контролировать свое поведение.

В. Может ли моральное чувство быть полезным или надежным в отношении поведения человека?