Четвертый Рим
Шрифт:
С последними словами пальцы юноши впились в голову Лины. Она вскрикнула, на глаза у нее навернулись слезы, но юноша, не замечая причиняемой боли, давил все сильнее. Девочка безуспешно пыталась сбросить с головы сжимающие ее руки, потом превозмогла боль и, успокоив свои пальцы, стала ласкать ими сведенные кисти юноши. Его заледеневшие пальцы оттаяли и порозовели, постепенно Луций очнулся и приподнял безвольно опущенную голову. Сняв с себя руки юноши, Лина стала целовать их, а от слез, капающих на его пальцы, Луций окончательно пришел в себя. Все отчетливее стала вырисовываться
Тусклое светило послало тепло, и оцепеневшие участники мистерии зашевелились и обступили обнимающихся влюбленных. Пораженные мужеством молодых, они стремились засвидетельствовать им свое восхищение.
— Стойте! — удержал их юноша горько. — Я был лишь инструментом в чужих руках, ничего не видящий и не слышащий слепой, глухой идиот. Я жду толкования больше вас, — и он обратился к священнику: — Отец Климент, просвети нас.
— Не скоро ты вступишь в обоюдный контакт, но ты совершил главный шаг и узнал ответ.
— Я скажу тебе, — шепнула Лина и крепко прижалась к Луцию. — Я слышала все!
— Садитесь, — пригласил их Нарцисс и подвинулся на бордюрном камне.
Орфей вновь заиграл на звуковизоре, и полевые цветы словно бы закивали молодым.
— Ты не боишься, что и мы станем такими же, как они? — показала Лина в сторону сумасшедших.
— С чего это вдруг? — поразился Луций.
— Ведь мы же влюбленные, разве не так? А все влюбленные немножечко сумасшедшие.
Они вновь поцеловались и, смеясь, сели на землю.
— Ха-ха-ха! — поддержал удачную, на его взгляд, шутку Лины рыжий ассириец, решивший прогулять в саду свою прекрасную спутницу. — Это они про нас! — Он крепко поцеловал в губы танцовщицу Машеньку, и только после этого опустил с рук на землю. Распаленный возлюбленный не замечал вокруг себя ни участников мистерии, ни маленького человечка, скользнувшего в психушку следом за парочкой.
— На этот раз придется потерпеть, — мгновенно вскочила на ноги женщина, смущенная толпой, и покрутила пальчиком перед самым носом распаленного мужчины.
— Ам! — грозно щелкнул зубами сапожник, но тут же вновь громко захохотал и легонечко хлопнул Машеньку по заду. Она доверчиво прижалась к нему, смущенно перебирая блестящие пуговицы на кожаном переднике.
Выследивший прелюбодеев Ван, возмущенный всей глубиной бесстыдства, творящегося на его глазах, больше не смог сдерживаться.
— Попались! — завизжал он, брызжа слюной. — Коварная обманщица, — перешел китаец на личности. — Я обучил тебя тысяче нефритовых толчков, и где благодарность? Ты спуталась с мерзким огнепоклонником! — Он сверкнул глазами в сторону ассирийца, прикладывающегося к фляжке и, видя невозмутимость того, продолжил: — Одна иньи один яндолжны постоянно помогать друг другу, тогда двое будут в общении, и их выделения будут питать друг друга. Даю тебе последний шанс — возвращайся!
Ван широко развел руки. Машенька грациозно забрала фляжку у нового возлюбленного и, глотнув, нежно шепнула китайцу: — Вали отсюда, старый пень, пока жив! — Тут она ласково улыбнулась ассирийцу и еще крепче прижалась к нему.
Сапожник благосклонно принял ласку. Привлекая к себе Машеньку одной могучей ладонью, другую он демонстративно сжал в кулак, отваживая отвергнутого поклонника. Потрясенный Ван горько зарыдал и направился к психологу, чтобы получить научное объяснение коварства танцовщицы. Благосклонно выслушивая китайца, врач незаметно и вместе с тем неотвратимо сдвигался к Машеньке. В свою очередь, очарованная безумной страстью, сверкающей во взгляде психолога, женщина не отрывала от него глаз, а грудь ее вздымалась все шумней и тревожней.
Вдохновленный Орфей запел.
Женщина в жизни являет природу мужчина — духа породу. Сплетаясь в саду у ограды ищут на небе награду. Как будто единое вечно женское вечно мужское бывает лишь космическое и никакое иное. Неужели в кричащей толпе или постылой глуши мировому духу не обрести мировой души?— Нисходя на землю и восходя в космос, светлые потоки духа и темные потоки чувства рождают иллюзию красоты, — выговорил долго оттачиваемую фразу Квинт.
— Но мир земли существует для людей, и человек не тварь, воющая на луну, а красота для мужчины в женщине и для женщины в мужчине. Не так ли, друг? — легонько хлопнул Орфей по плечу Нарцисса.
— Не только, — ответил тот и слегка раздвинул лилии, мешающие ему наблюдать свое отражение в пруду.
— ...И в самих мужчине и женщине, — улыбнувшись закончил певец.
— Нет, — возразил отец Климент. — Красота в Боге, а человек лишь ее отражение на земле.
— Мы не согласны с тобой, — вновь обнял Орфей Нарцисса. — Красота в людях, но она может быть божественна.
— Красота во мне... и в боге, — подумав, добавил Нарцисс. — Хоть я и не видел богов, красивее себя.
Выслушав друга, Орфей запел о всесилии чувства в разумном мире.
Волшебная музыка раскрыла все двери, и двое пожилых узников сумасшедшего дома в застиранных синеньких пижамках и серых резиновых тапочках впервые за последние десять лет вышли на улицу. Луций узнал родителей, а они, плача, благословили его и Лину.