Четвертый Рим
Шрифт:
— Они хотят всю твою жизнь забрать себе, лишить тебя всего, не давая ничего взамен. Всегда ты мог рассчитывать лишь на собственную выдержку; ну и иногда на мою помощь, — улыбнулась девочка. — А тебе, кроме жертв, ничего другого не довелось испытать, милый мой. Помнишь, как ты поклялся более не поднимать руки ни на одно живое существо? Ты даже не мог убить в подземном переходе крысу, от которой я так визжала, — вспомнила девочка и неожиданно рассмеялась. — Сколько ты возился с братом и сколько вынес за это. А тебя постоянно заставляют уходить от себя... и от меня, — добавила девочка грустно после небольшого раздумья. — И разве есть хоть одна вещь, которую ты не мог бы отдать другому? — Подумав, Лина добавила: — Впрочем, кроме меня, — еще раз подумав, она возмутилась: — Но я же не вещь!
Я знаю, ты никому не хочешь мстить. Всегда ты лишь пенял на
Лина расплакалась, не в силах вынести несправедливости, обрушившейся на ее Луция, жалея его и себя.
— ...Все эти качества присущи праведным людям, наделенным божественной природой, — вдруг прозвучал голос Квинта. Все это время, как оказалось, он разъяснял свою позицию одновременно девочке и отцу Клименту, которые, понятное дело, не слышали ни одного его слова.
— Успокойся, девочка, — ласково обнял Лину отец Климент.
Клавдия хотела было указать молодым, но лишь тяжело вздохнула, вспомнив сбежавшую с китайцем Машеньку, которую она столь долго наставляла.
Луцию было очень радостно слышать слова Лины о нем, хоть он и не замечал ничего вокруг себя, не испытывая, впрочем, большого интереса к ожидаемой процедуре. Он, конечно, помнил о гибели мальчика, общавшегося с Предвечным, и не мог быть до конца уверен в удачном ходе испытания, хотя со стороны Провидения, в которое он безоговорочно уверовал в последнее время, это было бы по крайней мере удивительно. Действительно, стоило ли провести его через столько испытаний, чтобы прервать жизнь в самом начале долгого пути, который все больше открывался перед ним.
Вспоминая происшедшее в его короткой жизни, он отмечал в себе изменения. Множественные религиозные знания, приобретенные за последний год, переплавлялись в нем в веру. Она росла и распространялась, но не могла вырваться наружу, ибо не было объекта поклонения. Дорога расширялась и распрямлялась, светлел горизонт, он, сам сын человеческий, готов был к встрече с другим Сыном Человеческим, зная, впрочём, что эта встреча лишь веха, пусть невероятная, невообразимая и потому не представимая в форме осуществления и последствиях, и все же только отметка на его жизненном плане. При этом он еще ничего не совершил и потому не мог себя сопоставить ни с одним великим учителем, праведником или пророком, и не понятно было, что о нем нацарапают на астральном плане липики-перфораторы, или говоря иначе: кто этот Луций, о котором он размышляет и за которого рассуждает, и все же он знал, что сегодня многое должно определиться в его жизни.
Не состоявшееся произойдет, невыученное познается, столбовая дорога томилась ожиданием, только он почти так же смутно, как и в самом начале пути, представлял того, к кому она ведет. Сегодня ему давался шанс попытаться узнать что-то о том, в чье существование он уже почти верил и которому был почти готов служить, и не использовать его Луций не мог. Он должен был овеществить идею Верховного Божества миров вселенной или...
Это "или" было совершенно не понятно. Как не понятно было любое существование без Лины. Собственно, она являлась еще одним свидетельством присутствия Провидения в его судьбе, и никакого пути без нее просто не могло быть.
Тут Луций невольно оторвался от своих мыслей и посмотрел на Лину. Девочка поймала его взгляд и, покраснев, сделала движение навстречу, но отец Климент ласково и вместе с тем настойчиво удержал ее, а Луций, отчего-то вздохнув, вернулся к своим мыслям. Впрочем, оказалось, что ни о каком "или" он всерьез размышлять не собирался, а все это время думал о вопросе Предвечному. Юноша никогда не говорил с отцом Климентом о том, что тот пытался узнать, используя его как проводника. Луцию казалось, что их интересы полностью совпадают, и он полагал выяснить все интересующее его через вопросы священника. Однако на всякий случай следовало быть готовым и без посторонней помощи узнать мнение Предвечного о самом себе и отношении Его к людям. Ибо никакой веры, не согласуемой с его выстраданными убеждениями, Луций в мир никогда бы не понес.
Размышления юноши прервал подошедший к нему отец Климент.
— Готов ли ты, сын мой?
— Готов. Священник взял юношу за руку и опустился вместе с ним на колени. Испуганная бледностью любимого, Лина встала на колени по другую от
Отец Климент обратился к Предвечному:
Вещь в неведомых мирах возникшая вечная всегда везде пребывающая всюду действующая вне всяких пределов преград вновь возвращаясь яви себя по слову своему.Поддерживая просьбу священника, Орфей заиграл за их спинами на звуковизоре. Нежная, слегка тягучая мелодия успокоила присутствующих, их окутал желтоватый туман, в котором высветились едва заметные до того силуэты. К сияющим на небе звездам прибавились новые звездочки, повисшие над садом. Часть людей что-то замурлыкала себе под нос, другие закружились в легком танце.
Постепенно музыка стала строже и возвышенней, туман поголубел, затем посинел, круговерть звездочек угомонилась, и на ночном небе ровно засветило тяжелое спокойное солнце. Пробовавшие голоса христиане двинулись друг к другу и, собравшись вместе, запели псалом.
Воспойте Господу песнь новую; воспойте Господу, вся земля! Ибо все боги народов — идолы, а Господь небеса сотворил. Слава и величие пред Лицем Его, сила и великолепие во святилище Его. Поклонитесь Господу во благолепии святыни. Трепещи пред лицем Его, вся земля! Скажите народам: Господь существует! потому тверда вселенная, не поколеблется. Да веселятся небеса, и да торжествует земля; да шумит море и что наполняет его. Да радуется поле и все, что на нем, и да ликуют все дерева дубравные Пред лицем Господа; ибо идет судить землю. Он будет судить вселенную по правде, и народы — по истине Своей.Несмотря на всю подготовку и самоподготовку, не в силах противостоять Высшей воле, Луций высвободил руки и, шатаясь, как лунатик, побрел к фонтану. Взобравшись на постамент, он сел на него, свесив вниз ноги и болтая ими в воздухе. Не отходящая от юноши ни на шаг Лина прижалась спиной к постаменту и так застыла, откинув голову юноше на колени.
Луций зарылся руками в волосы Лины и заговорил:
Я тот кто (что) всегда везде есть дал жизнь человекам желая наслаждаться произведениями фантазиями порождениями ума. Вернулся взглянуть на представление высшего разума и встретил вместо веселия занимательнейших игр занудство богов вампирующих вселенским логосом рвущих энергетические потоки разбухающих сладострастием страданий унижений покаяний запугивающих заманивающих в сети заблудшиеся стада себе подобных замышляющих захваты власти передел священных миров. Забудьте своих богов заприте заполоните обратно во мне отриньте и вновь обретите возрождая верой знания выношенного в себе. Ибо от сотворения века нет Бога без человека!