Четвертый Рим
Шрифт:
Еще не успев как следует ощутить весь ужас своего недавнего положения и то огромное преимущество, которое они теперь получили, сделавшись недосягаемыми для мятежников, беглецы вновь впали в уныние от неопределенности нового положения.
Они находились в узком коридоре, освещаемом только раскалившейся до малинового цвета дверью, от которой они в несколько прыжков удалились. Было невозможно сомневаться, что дверь запаяна намертво и что во всяком случае обратного пути у них нет. Через несколько минут слабое свечение, которое исходило от раскаленного металла, стало блекнуть и в конце концов они оказались в полной темноте. Луций хотел было двинуться дальше, но девочка явно была не в силах сделать вперед ни шага. Она стояла, прижавшись
Не зная, чем ее утешить, Луций погладил Лину по мягким, испачканным пылью и растрепанным волосам и сказал:
— Не бойся, радость моя, мы только что избежали самой ужасной смерти, какую только можно предположить. Я понимаю, как ты устала и как страшно тебе в этом темном коридоре, но я с тобой и клянусь, что буду защищать тебя, пока жив.
Приободрив таким образом девочку, он взял ее за руку еще крепче, чем раньше, и повел, точнее, потащил за собой по абсолютно темному, но, к счастью, ровному коридору. Некоторое время они шли, не различая ничего впереди. Луций более всего боялся забрести в тупик и в блужданиях потерять последние силы, но его опасения оказались напрасными. Не прошло и десяти минут, как коридор раздвоился, причем в конце каждой его половинки забрезжил далекий свет. Не зная, какое направление выбрать, юноша направился вправо, где свет показался ему чуть ярче.
Чувствуя, как Лина с каждой минутой все более виснет у него на руках, и прошагав до конца коридора, Луций уткнулся в дверь со светящимся желтым пятном. Оно представляло собой точную копию "солнышка", как его рисуют дети, — то есть желтый блин с ресницами, только светящийся. Луций хотел уже стукнуть по двери ногой, но какие-то смутные опасения его удержали. Сначала он решил оставить девочку у двери, а самому отправиться исследовать левый коридор, но поостерегся и, обняв Лину за плечи, увлек с собой.
Второй коридор оказался гораздо длиннее первого, и Луций не один раз пожалел, что вздумал зачем-то его обследовать. Еще большее его сожаление вызвал тот факт, что когда они добрели все-таки до брезжащего в темноте отверстия, то обнаружили лишь вход в вентиляционную шахту, в которой, видимо, флюоресцировали какие-то микроорганизмы. Проклиная себя за напрасно потерянное время, ведь если бы он сразу постучался в отмеченную знаком солнца дверь, возможно, девочке была бы уже оказана какая-нибудь помощь или хотя бы она была накормлена, юноша без колебаний двинулся в обратный путь, как вдруг почувствовал, что они в коридоре не одни.
Впрочем, сколько ни вглядывался он в темноту, но так ничего не увидел. Однако подходя к раздвоению подземного хода, Луций уже отчетливо услышал за собой шаги. К его сожалению, шаги услышала и Лина. Она прижалась к нему всем телом и задрожала, не говоря ни слова. Рискуя на каждом шагу наткнуться на выступ каменной стены и расшибиться, Луций, не отпуская от себя девочку, поспешил добраться до ответвления. Шаги преследовали его несколько томительных секунд, потом стихли. Он снова вышел к двери, на которой было нарисовано теплое солнце нетвердой рукой ребенка, и обнаружил, что она слегка приоткрыта и из нее льется розовый, еле приметный свет.
Некоторое время они стояли прислушиваясь, не понимая, чего можно ждать от этой, вдруг открывшейся двери. Луций сожалел, что умудрился в здании, битком набитом оружием, ничего с собой не взять. Потом оставив девочку за спиной, легонько отодвинул дверь и шагнул за порог. Далеко-далеко впереди дрожал рассеянный огонь, напоминающий пригоршню светлячков, выброшенных в траву. Он подхватил девочку под руку, прикрыл за собой дверь и медленно, по расширяющемуся ходу пошел вперед к колеблющемуся, меняющему яркость источнику света.
Так они шли довольно долго. Уже ясно стали видны колеблющиеся языки пламени, охватывающие небольшой полукруг костра, и согнувшиеся в три погибели силуэты то ли людей, то ли животных, смотрящих в огонь, как позади, на этот раз довольно близко, вновь послышались шаги. Луций обернулся и с трудом сдержал невольный крик. Крадучись, стараясь держаться в тени, за ними шли несколько человек. Их лица были почти неразличимы.
Юноша чувствовал себя зажатым между двумя группами подземных жителей, но ему ничего не оставалось делать, как идти вперед к безмятежно гревшимся у костра людям. Когда через несколько шагов он обернулся, то увидел, что крадущиеся позади него люди остановились, как-то сжались у стены, отчего стали почти невидимыми и не слышными. Тем зримее вырисовывались три скорчившиеся у костра фигуры, которые что-то жарили на стальном пруте, перекинутом через костер и установленном на двух поперечинах. Когда беглецы подошли совсем близко, сидящие, поглощенные своим замечательным занятием, наконец-то их заметили. Луций ожидал любого исхода первой встречи с хозяевами, но действительность превзошла все ожидания.
Подземные жители заметили беглецов, лишь когда те подошли вплотную, внезапно вскочили, повалив жарящиеся тушки каких-то мелких животных прямо в костер, и распростерлись ниц. Ничего не понимая, кашляя от чада и едкого запаха горящего мяса, Луций и Лина с удивлением смотрели на скорчившиеся на земле фигуры людей, которые, даже не вспомнив о своем обеде, вымаливали у них прощение. Обхватив головы руками, люди лежали на земле и, видимо, не думали вставать. Иногда легкие порывы ветра раздували уголья, и в подземелье становилось светлее. С удивлением Луций увидел, что лежащие у его ног были одеты в абсолютно одинаковые клетчатые рубашки и черные брюки. Обуты они были в старинного вида кеды из белой толстой материи. Более юноша ничего не мог разглядеть, потому что внезапно за его спиной возникли легкие тени преследователей. Беглецы почувствовали, как их оттесняют к костру, и, испуганные обилием пришельцев, попытались вжаться в стену. Последние, ни слова не говоря, сгрудились вокруг лежащих покорно фигур и стали неторопливо и согласованно наносить им удары по плечам, бокам и рукам. Луция поразила не столько даже неумолимая жестокость нападающих, сколько та покорность, с которой жертвы переносили удары.
Когда клубы едкого дыма, валящего из костра, застлали все перед глазами, юноша попытался под их прикрытием ускользнуть от палачей. Однако не успели они с Линой пробраться в покатый коридор, как и жертвы, и их мучители вдруг вскочили и бросились им вслед. Пока беглецы сделали несколько робких шагов, подземные жители успели обогнать их и, сгрудившись, встали на пути. Все они были одеты совершенно одинаково, только наказанные как бы по инерции прикрывали головы и лица руками. Луций загородил девочку своим телом и приготовился к отпору. Он не ожидал от встречи ничего хорошего. Однако из толпы вышел невысокий худой мужчина, потирая одной рукой кисть другой, и подошел вплотную к юноше.
— Все, что ты сейчас видел, незнакомец, ты похорони в своей душе навсегда, — произнес он, четко отделяя одно слово от другого. Впрочем, ни в выражении его лица, которое Луцию удалось разглядеть, ни в словах не было ничего угрожающего, разве что сама атмосфера закопченного подземного лабиринта и группа молчаливых людей впереди, преграждающих дорогу. — Тебе, наверно, кажется, что мы подвергли вот их, — он ткнул рукой вбок, — зверской и не нужной экзекуции. На самом деле тебе посчастливилось присутствовать при справедливейшем наказании горстки отщепенцев, которые, нагло попирая все законы и установленные конституционные свободы нашего общества, посягнули на стратегические запасы страны. Тем самым они, во-первых, подрывают экономическую мощь государства, во-вторых, поскольку эти крысы, среди которых наверняка были и самки, могли бы принести многочисленное потомство, эти грязные обжоры и преступники проедают наше будущее вообще, не заботясь о том, что будут есть и как будут жить наши дети и правнуки.