Четвертый Рим
Шрифт:
— С богом, — проговорил Луций, перекрестился, проверил раненой рукой прочность натяжения каната, почувствовав, что пока еще вполне владеет ей, натянул обнаруженные на его счастье брезентовые рукавицы и отправился в путь. Расстояние его не смущало, если бы он еще знал, как поведет себя левая рука. Впрочем, легкая ранка от пневматической пули не должна была сыграть существенную роль. Провожающие тотчас бросились к барьеру.
Луций дал себе зарок не глядеть вниз, что бы ни случилось, и следил лишь за двумя тросами толщиной в два пальца каждый, которые висели над его головой. На его удачу, вечер был тихий, солнечный и совершенно безветренный, и юноша, стараясь не замечать пути, пытался растворить
После первой четверти пути молящие о спасении стражники с тревогой отметили, что левое плечо юноши начало краснеть. Пятно крови расползалось все шире, зато боль прошла, и юноша стал убеждать себя, что с теплом в него входит легкость, и так исчезает усталость, но держала левая рука все хуже. Луций, продолжая движение, стал обдумывать и тут же отбрасывать различные способы перебраться на верхний трос, и как-то удерживаясь за него, то ли идти, то ли ползти по нижнему. Вскоре он начал притормаживать, зависая на все более долгие мгновения на правой руке. Потом он вовсе перестал доверять раненой руке.
Теперь Луций стал напоминать марионетку с разрегулированным механизмом управления. От неравномерного движения юноша перешел к скачкам. Он с самого начала двигался правым боком вперед, но теперь он старался выносить здоровую руку в прыжке с тем, чтобы она пролетала над тросом, используя левую лишь для страховки.
Луций не отрывал глаз от неба, справедливо не доверяя происходящему под ним. Уже в последней четверти пути раздался взрыв, и воздушная волна подбросила юношу так, что его ноги вывернуло выше головы, и он непроизвольно схватил ими трос. Обломки перехода, подорванного пожарными со стороны монахов, чтобы не пропустить огонь в невредимое здание, взлетели вокруг Луция, не задев его, и так же благополучно для него посыпались вниз. Еще более удачной оказалась поза, непроизвольно принятая юношей. Вероятно, ему с самого начала надо было передвигаться в лежачем положении, обхватив трос руками и ногами, но не это занимало Луция. Главное, что он теперь чувствовал себя значительно увереннее и мог продвигаться практически без помощи левой руки, которая обессиленно опала.
Когда Луций добрался до кабинки подвесной дороги, слабые очаги пожара в этом здании в зоне перехода были потушены, и пожарные блокировали основное здание, уже не подвластное спасению, с тем чтобы остановить продвижение огня. Все системы второго корпуса были включены, и Луций простым нажатием рубильника отправил двухместную кабинку в путь. С трудом отдирая впившиеся в разодранные до мяса ладони куски брезента, по тишине в здании он понял, что с подвигом монахов, как и с самими атакующими, было покончено. И действительно, их всех расстреляли из автоматов прямо у перехода.
Неотрывно следя за противоположной площадкой канатной дороги, Луций одновременно регистрировал взглядом все новые всплески огней, вырывающиеся из окон. Столб огня уже взметнулся над крышей, а к крикам людей и реву животных прибавился грохот рушащихся перекрытий, когда кабинка прибыла на место.
Первой, как и было обещано Луцию, в кабинку вошла Лиз, за ней заскочил Никодим и посыпались стражники, от которых безуспешно пытался отбиться юноша. Однако они лезли и цеплялись со всех сторон, и Луций, не дожидаясь окончания схватки, поднял опущенный рубильник, и вагонетка плавно двинулась вперед. Видно лишившаяся прочности стена здания, на которой крепился трос, не выдержала, и громадная панель последовала за кабинкой, рухнув на суетящихся на земле пожарных. Потерявшая опору кабинка по диагонали понеслась вниз, продырявив со всего размаху пожарную машину и сплющиваясь от удара. Хлынувшая из машины пена залила весь двор, скрывая трупы людей и животных. Кабинка с Лиз, Никодимом и стражниками, пробив плиты двора, ушла под землю, и горящие обломки здания продолжали сыпаться вниз.
11. БУДДИЙСКАЯ ОБЩИНА
Кровь выходила из-под пальцев правой руки, которой Луций зажимал плечо, и капала на паркетный пол, ей уж напитался левый рукав туники и стал влажным и тяжелым. С бега он сбился на шаг, но все равно двигаться становилось все труднее и Луций еле брел, отталкиваясь здоровым плечом от стены коридора, если его совсем заносило. Когда юношу в очередной раз бросило на стену, от толчка неожиданно открылась дверь, и он ввалился в большую мрачную залу, освещенную свечами и наполненную дымом и запахом благовоний, источаемых подвешенными к потолку горшками. Он узнал восседающего на возвышении бурята, который, напялив на себя вишнево-красную накидку, по всей видимости, изображал будду, и, потеряв сознание, плашмя ударился об пол. Мгновенно признав в раненом любимого ученика отца Климента, бурят решил спасти его.
Луций не видел, как по указанию бурята к нему подбежали послушники и унесли в заднюю комнату, а выскочивший в коридор с тряпкой мальчик затер следы крови. Юношу умыли, перевязали и облачили в желтую накидку, покрывающую раненое плечо и оставляющую свободным правое плечо и часть груди. Окровавленную тунику тут же уничтожили. Затем его осторожно вывели из комнатушки и посадили напротив покрытого грязной занавеской стула, по-видимому, изображающего трон. Бурят, сойдя с пьедестала, ласково обнял раненого и заговорил, высоко подняв голову:
— Обращаюсь к почтенной общине с нижайшей просьбой не отказать сему отроку во вступлении в ряды. Свидетельствую о его глубочайшем уважении и похвальном исполнении заветов Светлейшего и законов как в мире земном, так и небесном. Ибо юноша сей необыкновенен и большое счастье нашей вере обрести его.
Повторяй за мной, — шепнул он Луцию. — Я прибегаю к Будде, я прибегаю к Закону, я прибегаю к Общине!
Обессиленный Луций, слыша за спиной крики вбежавших в зал легионеров, громко, насколько мог, повторил слова бурята.
Обшарив глазами зал и не найдя ничего подозрительного, охранники выскочили наружу. Послушник принес юноше горшок для подаяний, нижнюю рубаху и длинную холстяную куртку, похожую на френч. Бурят, вернувшись на свое место, объяснил Луцию, что сейчас начнет задавать ему вопросы, на которые надо отвечать коротко "да" или "нет", потому что это часть обряда, и не удивляться их внешней бессмысленности.
— Человек ли ты?
— Да.
— Мужчина ли ты?
— Мужчина.
— Независим ли ты?
— Да.
— Нет ли у тебя долгов?
— Нет.
— Не состоишь ли ты на царской службе?
— Нет.
— Дали ли тебе согласие родители?
— Их нет, — безнадежно проговорил Луций, собирая последние силы.
— Имеешь ли ты полных двадцать лет?
— Нет.
— Есть ли у тебя все необходимое, милостынный горшок и одежды?
Юноша, пошарив вокруг себя и нащупав сверток с одеждой и горшок, утвердительно кивнул.
— Высокая община, прислушайся, — патетично продолжил бурят. — Этот Луций, мой ученик, желает Упасампада. Ему восемнадцать и он сирота, но я готов заменить юноше родителей до достижения им двадцати лет. Так он имеет все, горшок для подаяний и одежды. Если общине благоугодно, да пожалует она Луцию Упасампада со мной как наставником. Таково предложение. Высокая община, прислушайся, — и еще трижды повторил свой текст бурят, прежде чем закончил следующей фразой: — Кто из преподобных за Упасампада для Луция со мной, как наставником, тот пусть молчит, кто против — пусть говорит!