Четыре берега Трибрежного моря
Шрифт:
Пыль остановилась, смахнула с вспотевшего лба прилипшую паутинку и ворчливо пробормотала:
– Можно было и долететь. Что за глупая идея ходить пешком, когда есть возможность конфигурировать крылья.
Эль только хмыкнула в ответ, а Пыль, оглядевшись, добавила:
– Но ты права. Очень милое местечко!
Девчонки подошли к «Моховой поляне». Мох обрамлял огромные черные камни и полностью покрывал те, что поменьше. Издали казалось, что это гигантская тарелка с манной кашей (с комочками и изюмом).
Двойняшки шли по мягкому бело-голубому
Именно поэтому девчонки пошли в почти полной левитации.
В отличие от всех других конфигураций (или трансформаций), неполная леви-конфигурация, представляла собой некоторое уменьшение гравитации, однако без «воспарения»(что являлось полной левитацией) и видимых физических изменений (типа крыльев, чешуи или каких-либо других признаков, характерных для второй и третьей конфигураций. Левитация, однако, была почти полной, поскольку даже попадавшиеся под ноги грибы(разноцветные поганки, крепенькие, желтые маслята и огромные подосиновики) оставались целехонькими. И только дождевики «взрывались» под их ногами, как маленькие вулканчики.
Наконец поляна (скорее, поле, поскольку была она очень большой) закончилась и сестренки начали подниматься сначала по довольно пологому, а потом становившемуся все круче и скалистее склону Горы. На высоте альпийских лугов уже начал попадаться первый на их пути, он же последний в этом сезоне, но все еще оставшийся в распадках, сильно подтаявший снег.
– А вот и «Плато звенящей тишины», – тихо, словно боясь спугнуть эту самую тишину, сказала Эль.
Перед девочками открылось широкое пространство, усыпанное первыми, уже почувствовавшими приближающееся лето, цветами. Вдоль русла ручейка еще лежали остатки снега и льда. Тишина здесь, если не считать журчания воды, перекатывающейся по камешкам, действительно была идеальной. Со всех сторон нависали скалы, которые не пропускали ни звука извне.
– Да-а-а-а, поэтичное название, – тожепочти шепотом подтвердила Пыль. И добавила: – Тишина такая, что в ушах звенит. Красота-то какая. Посмотри, какой чудной «снеголед»…
Снег, и вправду, был необычным. Собственно, это и была смесь из снега со льдом. Льдинки в каком-то причудливом рисунке перекрещивались под разнообразными углами меж собою, как россыпь разнокалиберных, разбитых вдребезги стекол.
– Хоть раз бы попасть сюда в солнечный день, – Эль с сожалением подняла глаза к небу.
Словно в ответ на ее пожелание, тучка, упорно заслоняющая солнце, смилостивилась и «убежала». Яркие лучи осветили плато, и тут…
Все эти кристаллы, большие и маленькие, весь этот невообразимый хаос снежно-ледяного великолепия вспыхнул мириадами огней. Казалось, и цветов-то таких не существует!
– Ох, – выдохнула Пыль. – Как здесь прекрасно! Даже заплакать захотелось или засмеяться!
– Определись уже! Реветь или хохотать, восторженная ты наша, – хмыкнула Эль.
– Не строй из себя…
Однако Эль ее уже не слушала. Она, как и сестра, застыла в оцепенении, а потом вдруг воскликнула:
– Пыль! Что это? Слышишь? Ты это слышишь?
Все эти несчетные льдинки, подпирающие друг друга, начали подтаивать на ярком солнце и… опадать, трескаться, биться. Сначала справа, потом слева, снизу, сверху… Один колокольчик, еще один…десять, миллион! Все плато наполнилось волшебным звоном!
– Эль, Эль, это никакая не поэзия, никакая это не звенящая ТИШИНА! Это, Это ЗВЕНЯЩАЯ ТИШИНА!!!!
– Ой, я тоже …Я тоже сейчас! Я тоже сейчас засмехоплачу-у-у-у-у, – воскликнула Эль.
И она засмеялась, а за ней засмеялась и Пыль. Они восторженно хохотали от этой неожиданной красоты. Редко люди так смеются. Это было обычное счастье. Счастье от того, что ты просто есть. И есть все это. И тебе повезло это увидеть и услышать.
Солнце вскоре спряталось за очередной тучкой, звон начал стихать, и вот последний колокольчик «тренькнул». Звук несколько раз отразился от скал, постепенно затихая. И снова наступила тишина. Потихоньку смолк и их смех. Эль повернулась к Пыли, протянула к ней руки, зажала в ладони румяные, мокрые от слез восторга (она все ж еще и заплакала…) щеки сестренки с прилипшими к ним волосами и чмокнула ее в нос.
– Пойдем, мой сопливый друг… Солнце уже к закату пошло.
Пыль улыбнулась, шмыгнула носом, потом ладошкой потерла нос сестренке, пробормотав:
– Все ж ты у меня милая бываешь. И…У самой-то глаза мокрые…
– Ну да, мокрые. Это все переходный возраст. У нас ранимость повышена.
Глава 6
Солнце уже висело на кончике «Тупого Копья» – самого высокого пика Гор, который еще совсем недавно (с легкой руки ББД) стали называть «Турнирным Копьем» или еще более поэтично – «Копьем Истины».
Действительно, другого названия у этого пика не могло и быть. «Копье» – вот какое слово всплывало в мыслях при виде этой горы.
Основание, длинное толстое древко, переходило в утолщение – гарду (практически идеальный треугольник), далее гора (посередине)возвращалась к размерам основания – древка, которое заканчивалась (уже за облаками, часто его заслоняющими) черным наконечником со срезанной вершиной. Форма горы была столь необычна, что казалась искусственно вырезанной из цельного куска гранита.
Типичное турнирное копье. Белое заснеженное копье, с тупым антрацитово-черным наконечником.
Треугольная тень со срезанной вершиной накрыла последний отрезок пути сестренок.
– Вы заметили, леди, что «Тупое Копье», чаще зовущееся нашим другом ББД «Копьем Истины», «уронило» свою тень! – очень знакомо и явно кого-то передразнивая, вычурно изрекла Эль.
– О, да, я чувствую тень «Истины» на своем челе! – привычно поддержала Пыль.
– Б-р-р-р-р, – Эль поежилась.
– Ага, холодновато…