Четыре лучшие истории о любви. Сборник
Шрифт:
– Да, – кивнула Оксана, вдруг осознав, что, пожалуй, и сама боится разговора с Толиком, боится разочарования, сейчас ей легче злиться, думать, что трусит именно он.
Во время перерыва девушка подошла к Пашке. Вздохнула, как перед прыжком в воду, и выпалила:
– Не знаешь, куда Майоров пропал?
– Знаю, – Михеев опустил голову, – его мать домой увезла. Узнала откуда-то про драку, грозилась разнести тут все и всех.
– А позвонить? – она даже как-то растерялась, не в состоянии сформулировать, чего же хочет спросить, но парень понял.
– Да, пока они с матерью друг на друга орали, Толик телефон кокнул, так и уехал без него.
16 Регрессия
Толик вернулся через неделю. Злой и дерганный. На все расспросы – только огрызался. Зачем-то наведался в деканат. Григорьева попыталась выяснить причину, но в итоге только с час рыдала в туалете под присмотром Ольховской. Однако судя по тому, что парень лихорадочно закрывал хвосты, забирать документы он не собирался.
Оксана же как раз в это время свалилась с ангиной – и узнавала все происходящее с понятным отставанием. Температура дарила отсрочку для разговора, но не только – она еще снимала лишнюю эмоциональную составляющую, девушке казалось, что ее нервы обложили мягкими подушками и включили тихую колыбельную. Ничего не тренькало в сознании, что говорить, если вдруг позвонит Толик – уж, скажет что-нибудь, найдет пару нужных слов, или не пару. Теперь, наверное, имеет смысл сосредоточиться на учебе. А не на чувствах.
Как быть с их компанией, которая, кажется, к экватору начала раскалываться на отдельные личности – тоже не волновало. Подумаешь. Однажды в школе уже казалось, как это она без своих одноклассников. Ничего, живет. Периодически встречается, списывается, созванивается. Но очень периодически.
Так и тут. Много ли людей общается после учебы с теми, с кем где-то учился? В основном всех засасывает совсем другая жизнь. Да, прикольно встретится, послушать, кто где и кем стал. По родителям Оксана знала – это бывает душевно, но не слишком часто. И далеко не все приходят, кто-то просто растворяется в бытие, или быте, как посмотреть.
Конечно, бывают и исключения. Хорошие. Когда человек твой. И ты знаешь, что годы и расстояния – вам не помеха.
И Полину Оксана точно теперь считает той самой подругой. Которая знает тебя, и которую знаешь ты. И даже стало как-то морально легче, без этих тусовок с Ольховской. Тем более, та как-то изменилась. Вечно высказывает какие-то претензии, докапывается. Хотя, казалось бы, чего им делить? А вот Григорьева, напротив, подобрела. Но… Она точно – не подруга.
Так что Оксана невольно наслаждалась короткой передышкой.
Мама оставляла вкусности, убегая на работу; папа закачал на ноут какие-то комедии – не жизнь, малина. Было понятно, что вечно так продолжаться не будет, что однажды все вернется в свою колею – но это не пугало. Пока Оксана исправно пила таблетки, полоскала горло, отправляла работы по интернету, чтобы потом не мучится с долгами, и отдыхала ото всего.
Толик объявился неожиданно. Девушка открыла дверь на звонок, не спрашивая, уверенная, что принесли какие-нибудь квитанции, или еще что-нибудь, а за порогом оказался Майоров с огромным букетом и каким-то многоярусным тортом.
– Привет, – сказал, неуверенно поглядывая на Оксану. – Зайти можно?
Он осунулся. Но ссадин уже не было видно. На волосах серебрились первые снежинки. Надо же, кажется, уже и до зимы не далеко.
– Конечно, – девушка сама не ожидала, как легко это прозвучит. – Вот тапки, пошли сразу на кухню, чайник поставлю.
Толик кивнул. Послушно принялся переобуваться. А Оксана забрала букет, воткнула его в мамину вазу, налив воды. Чайник поставила, как был, не полный, только воткнула свисток, чтобы не выкипел. Размышляя, с какого боку подступить к торту, не заметила, что парень уже пришел в кухню.
– Оксан! – он заставил ее вздрогнуть. – Прости меня.
– За то, что планируешь сделать меня толстушкой? – пошутила девушка.
– Нет.
Толик, похоже, не знал, как подступиться к разговору, как Оксана к его торту. Тогда она сунула парню нож и лакомство, а сама загнала шар в лузу:
– Толя, мы немного погорячились, решив встречаться. Быть просто друзьями у нас получалось лучше.
– Да, – он кивнул, – лучше.
Парень вонзил нож в бисквитное творение, и безжалостно кромсая его на куски, выложил Оксане все про свои иррациональные чувства к Габриэль, про то, что всегда ставил логику выше чувств, но оказался не прав, что обвиняя Оксану – на самом деле поступал не по-мужски, а просто малодушно прятался за обиду, что…
– Толик, стоп! – Оксана отобрала и нож, и торт, и все несказанные слова. – Давай просто считать, что это у нас был пробник отношений. И он нам не подошел. Возможно, мы просто не созрели. Или представляли себе все как-то иначе. Проще всего – вернуться на предыдущий этап и остаться на нем.
Парень открыл рот, словно намереваясь что-то сказать, но… Промолчал. А девушка лизнула пальцы:
– Вкусный торт… Был, – и с сожалением посмотрела на то, во что тот превратился.
– Почему у нас ничего не получилось? – тихо поинтересовался Толик.
Но вопрос был риторическим, задавая его, парень не ждал ответа, Оксана каким-то внутренним чутьем это поняла и промолчала, даже мысленно. Эффект тишины. Громкий и всеобъемлющий. Когда ты понимаешь происходящее не на вербальном уровне, а на внутреннем, идущем откуда-то из нутра, из веков, еще не замутненных словами.
Толик хлопнул по коленям. Поднялся и ушел. У порога приостановившись на мгновение и слегка потянулся к Оксане, будто намереваясь обнять или поцеловать, но потом передумал. Она закрыла дверь, а потом буквально спустилась по стене на пол, но не от огорчения, а от облегчения. Оказывается, положительные эмоции подрубают не хуже отрицательных. В голове метался рой воспоминаний, но ни досады, ни обиды, ни чего-то мерзкого, которое, наверное, должно быть, когда ты расстаешься с человеком, с которым тебя упорно сводили почти два года, все, кому не лень – не было. Это удивляло.
Регресс. Шаг назад. Нет, разумеется, она прекрасно понимала, что скорее всего, сейчас оставаться с Толиком друзьями они не смогут. Общение, наверняка, сойдет на нет. Но лучше уж так, чем силиться изо всех сил, в попытках оправдать чужие ожидания.
Оксана еще не успела подняться, как пришел папа. Не заметив дочь, едва не споткнулся. Застыв на месте, снял очки, свел брови к переносице, что для него означало крайнюю степень растерянности:
– Ксан, что случилось?
– Ничего, пап, – она нашла в себе силы, чтобы, наконец, встать. – Голова закружилась немного, слабость.