Четыре пера
Шрифт:
Дюрранс тотчас повернулся к ней.
— Как раз перед тем, как я покинул Англию три года назад?
— Да. Значит, вам известно?
— Нет. Только объясните, что произошло в ту ночь, когда я покинул Дувр. Что случилось с Гарри?
Миссис Адер пожала плечами.
— Я не знаю. И не встречала никого, кто знает. Думаю, что его вообще никто не видел с тех пор. Должно быть, он покинул Англию.
Дюрранс задумался над этим таинственным исчезновением. Тогда на пирсе он видел Гарри Фивершема, когда отчалил пароход через Ла-Манш. Человек с беспокойным и отчаянным лицом был, в конце концов, его другом.
— А мисс Юстас? —
Опять миссис Адер медлила с ответом.
— Нет, — ответила она.
— Значит, она еще в Рамелтоне?
Миссис Адер покачала головой.
— В Леннон-хаусе год назад случился пожар. Вы слышали когда-нибудь о констебле по имени Бастейбл?
— Разумеется. Именно он представил меня мисс Юстас и её отцу. Я ехал из Лондондерри в Леттеркенни и получил письмо от мистера Юстаса. Мы не были знакомы, но он узнал от моих друзей в Леттеркенни, что я проезжаю мимо его дома и пригласил меня переночевать. Естественно, я отказался, и в результате Бастейбл арестовал меня, как только я сошел с парома.
— Да, это он, — подтвердила миссис Адер и рассказала Дюррансу историю пожара.
По всей видимости, дружба Бастейбла с Дермодом зиждилась на его умении готовить особый пунш, для придания совершенства его вкусу требовалось сварить на медленном огне единственную устрицу. Около двух часов июньской ночью спиртовка с кастрюлей опрокинулась, оба собутыльника были к тому времени совершенно пьяны, и половина дома сгорела, а другая половина погибла от воды, которой тушили пожар.
— Другие последствия оказались даже более плачевными, чем разрушение дома, — продолжила она. — Пожар стал сигналом для кредиторов, и Дермод, и так одолеваемый долгами, рухнул под их тяжестью в одночасье. Кроме того, он промок под пожарными шлангами, простудился и едва не умер. Окончательно он так и не поправился, вы увидите, он сломленный человек. Теперь они с Этни живут в маленьком горном селении в Донеголе.
Рассказывая, миссис Адер смотрела прямо перед собой и будто заставляла себя говорить по необходимости, не принимая при этом ничью сторону. Закончив, она не взглянула на Дюрранса.
— Так она потеряла все? — спросил Дюрранс.
— У нее все еще есть дом в Донеголе.
— И это много значит для нее, — медленно сказал Дюрранс. — Да, думаю, вы правы.
— Это значит, — сказала миссис Адер, — что при всем невезении, у Этни есть нечто, чему позавидуют многие женщины.
Дюрранс не ответил на это предположение. Он сидел и наблюдал за проезжающими экипажами, слушал болтовню и смех, услаждал взор светлыми платьями женщин, и все это время его неспешный ум пытался подобрать слова, чтобы выразить его мировоззрение. В конце концов миссис Адер с легким нетерпением повернулась к нему.
— О чем вы думаете? — спросила она.
— Что женщины страдают больше мужчин, когда мир обходится с ними несправедливо. — Его ответ больше походил на вопрос, чем на утверждение. — Конечно, я знаю об этом очень мало и могу лишь предполагать. Но думаю, женщины вбирают в себя гораздо больше, чем мы, для них прошлое становится их частью, как рука или нога. Для нас оно — всегда что-то внешнее: в лучшем случае ступенька лестницы, в худшем — кандалы на ногах. Вы так не думаете? Я плохо сформулировал свою мысль. Скажу так: женщины смотрят назад, мы смотрим вперед, поэтому несчастья бьют по ним сильнее, так?
Миссис Адер ответила на свой лад. Она не выразила согласия, но в голосе ее определенно послышалась кротость.
— Горное селение, где живет Этни, — тихо сказала она, — называется Гленалла. На полпути между Ратмалланом и Рамелтоном туда поднимается тропа, — закончив предложение, она встала и протянула руку. — Я вас еще увижу?
— Вы так и живете на Хилл-стрит? Я пробуду некоторое время в Лондоне, — ответил Дюрранс.
Миссис Адер удивленно подняла брови. По своей природе, она всегда искала сложный скрытый мотив, поведение, имеющее простую и очевидную причину, обычно озадачивало ее, и сейчас она была сбита с толку решимостью Дюрранса остаться в городе. Почему он немедленно не едет в Донегол, спрашивала она себя, если туда, несомненно, обращены все его мысли. Она слышала, что он все свое время проводит в клубе, и не могла этого понять. И даже когда он сам сообщил ей, что ездил в Суррей и провел день с генералом Фивершемом, она все равно не догадалась о его мотиве.
Тот день прошел для Дюрранса впустую. Генерал неуклонно придерживался темы недавней кампании, и лишь раз Дюррансу удалось коснуться исчезновения Гарри Фивершема. При упоминании имени сына лицо старого генерала превратилось в гипсовую маску.
— Поговорим о чем-нибудь другом, если не возражаете, — сказал он, и Дюрранс вернулся в Лондон, ни на шаг не приблизившись к Донеголу.
С того дня он сидел под огромным деревом во дворе клуба, беседуя то с одним, то с другим посетителем, но безрезультатно. Все июньские дни и вечера он провел на своем посту. Ни один друг Фивершема не прошел мимо дерева, чтобы Дюрранс не перекинулся с ним словечком, но задаваемый вопрос так и не получил иного ответа, кроме пожатия плечами и «Откуда мне знать!»
На квартире Гарри Фивершема ничего о нем не знали, и даже друзья прекратили строить догадки о его судьбе.
Однако в конце июня во двор хромая вошел пожилой отставной флотский офицер, увидел Дюрранса, помедлил и с живостью повернул обратно.
Дюранс вскочил со своего места.
— Мистер Сатч, вы меня не помните?
— Полковник Дюрранс, вне всякого сомнения, — сказал смущенный лейтенант. — Давненько мы не виделись, но теперь я вас отлично вспомнил. Думаю, мы встречались... Дайте-ка припомнить, где это было? Стариковская память, полковник, как дырявый корабль, все воспоминания тонут.
От Дюрранса не укрылись ни смущение, ни колебания лейтенанта.
— Мы встречались в Брод-плейс, — сказал он. — Я хотел, чтобы вы рассказали о моем друге Фивершеме. Почему расстроилась его помолвка с мисс Юстас? Где он сейчас?
В глазах лейтенанта промелькнула радость. Он постоянно пребывал в сомнениях, известно ли Дюррансу о Гарри, и теперь убедился, что Дюрранс ничего не знает.
— Полагаю, лишь один человек на свете может ответить на оба ваших вопроса, — сказал Сатч.
Дюрранс ни капли не смутился.
— Да, и я целый месяц ждал вас здесь, — ответил он.
Лейтенант запустил пальцы в бороду и обратил на оппонента пристальный взгляд.
— Что ж, вы правы. Я могу ответить, но не стану.
— Гарри Фивершем — мой друг.
— Генерал Фивершем — его отец, но знает лишь половину правды. Мисс Юстас была его невестой и знает не больше. Я дал Гарри слово хранить молчание.
— Я спрашиваю не из любопытства.
— Напротив, я совершенно уверен в ваших дружеских побуждениях, — сердечно сказал лейтенант.