Четыре повести о Колдовском мире
Шрифт:
Вместо того чтобы молчать и не забивать себе голову, Эйслин задавала вопросы.
— Мама, откуда мы пришли? До того, как оказались здесь, в Долинах?
— До Долин? До Долин ничего и не было, деточка. Наши предки пришли сюда задолго до войны с Ализоном. И они посадили здесь сады, построили замки. А раньше здесь ничего и не было. Кто внушил тебе такие мысли? Мэл или Мердис?
— Мэл ничего не знает, да и Мердис тоже. Во всяком случае, если она и знает, то все равно ничего мне не говорит. Но я думаю, что она и в самом деле не знает. Она просто служанка.
— Конечно, служанка, и тебе не стоит подолгу с ней разговаривать. Благородной леди это не положено. Если бы это зависело от меня, Мердис давно
— Мердис — опекун. Она должна остаться. Лучше ее никто не знает леса и поля, и места, где растут лечебные травы. Тебе незачем бояться Мердис, мама. От нее никому нет вреда.
— Какие странные у тебя обо всем понятия, детка. Через три года у тебя не будет времени на то, чтобы думать обо всех этих глупостях: о разных магических силах и заклинаниях. У тебя будет муж, о котором тебе надо будет заботиться, а потом и дети. Надо было мне, пока ты была маленькой, взять тебя в руки и запретить тебе бегать, как сумасшедшей, да еще и с Мэлом…
— Ты не смогла бы остановить меня тогда, мама, как и сейчас ты не можешь мне запретить делать то, что я считаю нужным.
— Как ты разговариваешь! Неужели ты хочешь разбить мое сердце после всего того, что я для тебя сделала?
— Есть вещи, которые я должна делать, мама.
— Глупости. Ты молодая леди благородного происхождения. И делать ты ничего не можешь, кроме замужества. И еще ты должна родить наследника Малмгарта.
— Нет, мама. У меня другие планы.
— В самом деле! А с чего это ты взяла, что тебе позволено быть такой важной и надменной? Ты просто девчонка, моя дорогая, и когда-нибудь поймешь, что ты, в сущности, не такая уж важная птица.
Эйслин улыбнулась, таинственно, со скрытой печалью.
— Мама, никто из нас не является важной птицей.
Теперь, когда Мэлу исполнилось семнадцать, Руфус стал серьезно обучать его обязанностям лендлорда, так что Эйслин не могла проводить с ним много времени. Осенью Руфус брал его на ярмарки продавать или покупать зерно и скот, лен для ткачества, красивую одежду для женщин и бесчисленное количество других товаров, разложенных на прилавках под тентами для продажи или бартера.
Все, кто только мог отлучиться от хозяйства, ехали на ярмарку в длинной процессии из повозок. На повозках везли товар для бартера, а в экипажах ехали женщины. У Эйслин с матерью и двух ее теток была собственная карета, но Эйслин при первой возможности старалась улизнуть. Она седлала лошадь и ехала рядом с Мэлом и Руфусом посмотреть на животных и сельскохозяйственные инструменты. Ей было тринадцать, и ее можно было принять за молодую леди, но она все еще не привыкла к длинным удушливым платьям, не гнущимся из-за огромного количества вышивки. Не дружила она и с другими женщинами из замка и с дочерьми их — тоже. Однако теперь она больше не сбрасывала свои платья на лужайке: госпожа Айрина снизошла до того, что позволила ей носить более короткие юбки-брюки для верховой езды и высокие ботинки. Эйслин, однако, не упускала случая пробежаться босиком по росе. Светлые волосы ее, не забранные в сетку и не сдерживаемые гребнями и шпильками (а женщинам в те времена положено было носить такие прически), летели за ней по ветру. Мэлу тоже не нравилось, когда она надевала парадные платья, а волосы заплетала в тугие косички и закалывала на голове.
В компании с Мэлом она ходила вдоль рядов, оглядывая не только товары, выставленные на продажу, но и других людей. Одетая в простую одежду для верховой езды, она смотрела на других молодых девушек в элегантных нарядах, специально сшитых для такого случая и желающих понравиться молодым людям.
На нее тоже многие посматривали с любопытством, и Мэл видел, как люди перешептываются, прикрывая рот рукой или веером. В нем закипало раздражение, Эйслин же интересовали лишь товары на прилавках —
— Вон идет леди Эйслин, та, что помолвлена с Хроком из Бретфорда, — сказала одна из перешептывавшихся женщин, собравшихся возле прилавков с тканями. — Какая некрасивая, бледная, правда? Тот молодой лорд, что женится на ней, больше будет рад земле, чем такой жене!
— А Бретфорд приедет нынче на ярмарку? — спросила другая женщина. — Если они приедут, то старый лорд сможет посмотреть на будущую невестку. Никто не знает, кто отец этой девушки. Госпожа Айрина никогда его никому не показывала.
— Тсс! Она идет. Тише!
Если Эйслин и слышала, то виду не подала, Мэл же, проходя мимо сплетничающих женщин, бросил на них разъяренный взгляд.
— От этих гусынь слишком много шуму, — громогласно заявил он, поторапливая ее вперед.
Но Эйслин, если она хотела что-то посмотреть, не намерена была торопиться. Отойдя от торговых палаток, она поспешила к оборванной палатке, где фокусник развлекал немногочисленную публику. Черноглазый мальчик аккомпанировал на струнном инструменте фокуснику, забавлявшему болтовней народ. К этому-то мальчику Эйслин и направилась. Она прошла через маленькую толпу и встала прямо перед ним. Движения ее были быстрыми, а по телу пробегала дрожь. Между Эйслин и юным оборванным менестрелем пробежала волна узнавания. Он был примерно ее возраста. На его загорелом лице быстро мелькнула и исчезла белозубая улыбка, словно он не был уверен в том, что имеет право на внимание девушки, занимающей высокое положение в обществе. Мэл потянул Эйслин прочь.
— На той стороне есть кое-что поинтереснее, — сказал он. — Эти парни просто странствующие попрошайки, да к тому же грубияны. Девушкам с ними лучше дела не иметь.
— Ой, подожди, Мэл! — она остановилась возле палатки. Лицо ее внезапно омрачилось. — У него в клетках птицы! Я хочу купить их и выпустить на волю! Купи, Мэл!
Мэл крепко взял ее за руку и хотел увести от щебечущих пленников.
— Пошли, Эйслин! Пусть он продает своих птиц. У барышень они проживут дольше, чем на воле.
— Разве можно обменять свободу на жизнь в неволе? — сердито воскликнула Эйслин, глаза ее гневно сверкали. Она не сдвинулась с места и возмущенно смотрела на продавца птиц, не обращая внимания на собравшихся вокруг любопытных и развеселившихся зрителей.
Уступать она не собиралась. Мэл это ясно видел. Он глубоко вздохнул и полез за кошельком. Кошелек его не был толст, но, возможно, ему удастся уговорить продавца освободить птиц за те деньги, что он мог предложить.
— Маленькие птицы — хорошая компания для девушек, — возмущался продавец. — Зачем волноваться из-за того, что их держат в клетках? Птички совсем не против. Каждый день их кормят. Им не страшны ни хищные птицы, ни ласки. Да многие из нас не отказались бы от такой жизни, — тем не менее, он взял кошелек и стал открывать клетки.
Мужчины, ожидавшие своих жен, захихикали. Мэл стал пунцовым и бросил убийственный взгляд на Эйслин. Вернее на то место, где она только что стояла. Она ушла. Возможно, ее привлекло еще какое-то ярмарочное зрелище.
А может, ее выследил и похитил тот оборванец, что был у палатки фокусника. Он мог это сделать в надежде получить в обмен у Руфуса изрядный куш золота. Любой похотливый парень, высмотрев Эйслин в толпе, мог ее соблазнить. Да без его защиты Эйслин могут подстерегать тысячи несчастий. Мэл пошел сквозь сгущавшуюся толпу, проклиная нахмурившееся небо. Он пошел к палатке фокусника, но фокусник и его сын продолжали забавлять толпу. Мэл походил вокруг их тента и вагончика, но Эйслин нигде не было видно. Жена фокусника сидела с ребенком на руках и замолчала от испуга, когда он яростно на нее накинулся.