Четыре серых цыпленка Мистера А
Шрифт:
Она складывала новоприбывшие пачки с замороженной камбалой на дно холодильника и более старую продукцию распределяла сверху. Её руки стали мокрыми и покрылись снегом, но холод на ладонях чувствовал Рим.
– Не амбициозный ты какой-то, – продолжила работать она. – Тебе будто вообще ничего не нужно.
– А что мне, по-твоему, должно быть нужно? – эти слова задели Рима.
– Хорошим человеком быть нужно.
Горькая усмешка появилась на его лице. С ним всегда так происходило, когда он пытался узнать кого-то получше.
– А-а-а, это, типа, животных там защищать? Мусор разделять, батарейки сдавать, да? Одежду в переработку, мясо не есть, на субботниках убираться? – взбесился Рим. – Нужно быть частью чего-то большого и правильного. Нужно быть добрым, хорошим,
– Не согласна, – возразила она.
– Неважно, к чёрту, пошёл я, – развернулся Рим.
– Ага, – одёрнула она, – только жилетку верни. Мне ещё работать здесь.
Рим уходил обиженным и злым. Проигравшим быть всегда неприятно. Так почему он позволил себе проиграть? Почему так легко сдался? Не мог соврать? Не мог притвориться другим человеком? Не мог оправдать ожиданий?
Все бабы твари – всё, о чём ему тогда хотелось думать. Разумом Рим понимал, что неправ. Женщине нужна надёжность, зрелость, тем более такой женщине, как она. Внезапно Рим осознал, что даже не узнал её имени, но не огорчился. Какая разница, если он больше её не увидит.
«Можно было влюбиться, – рассуждал Рим, когда шёл домой. – Наверняка. Или просто захотеть тепла, что куда вероятнее. Наверное, внутри меня сидит маленькое жирное голое существо, похожее на лягушку. Лягушка похотливо облизывается и пускает слюну от вида рекламы с полуобнажёнными девушками и едой. Лягушка дико смеётся в головах весёлых компаний, когда слышит оскорбительные шутки, и стучит своей маленькой болотного цвета лапкой по колену. Порой агрессивное кваканье затмевает разум, и я могу кинуться на кого-то с упрёками, а иногда из глаз привлекательной девушки выглядывает её лягушка, и тогда наши маленькие существа начинают скакать по стенкам черепов как обезумевшие, топча любые попытки здраво мыслить. Это называется любовью – высшей степенью скаканья лягушки в голове».
Маму ответ сына вполне устроил, и она попросила задёрнуть шторы. Она любит ложиться спать сразу после того, как возвращается домой. Вероятно, просыпаясь через час-другой, она забывает о том, как болели её ноги и как прошёл ужасный рабочий день. Возвращаясь домой, она вновь становится человеком с потребностями: потребностью во вкусной еде, в горячей ванне, в музыкальном шоу, отвлекающим её от реальности ежедневного подъёма в шесть двадцать.
Рим практически не видится с матерью, когда она приходит домой. Где-то ему говорили, что когда дети вырастают, так всё и происходит. Когда мама ложится спать, он готовит себе что-нибудь из продуктов, которые она приносит домой, и уходит в свою комнату. В двадцать восемь лет. Завтракает-обедает-ужинает, играет в компьютерные игры и заваливается на кровать. В комнате Рима всегда беспорядок. В голове Рима всегда бардак. В жизни Рима бедлам. Закрывая глаза, Рим пытается заснуть.
Ночь – пора размышлений, шабаша и ведьм. Волшебное время, готовое раздавить тебя своим существом. Многотонным прессом тело прижимают к кровати, и оно мнётся до натяжения матраса, до хруста костей, до лопнувших в глазах капилляров. Машины, что там, цистерны крови выруливают через узкие закрытые дворы, и сердце пытается всасывать мягкую тестоподобную субстанцию. Лёгкие забывают, как работает поступательное движение; кистями и стопами можно сбить температуру, избавиться от пульсирующей вены на лбу.
– Извините, у вас нет холодного пива?
– Дайте мне это, я подержу его в руках.
Пресс опускается сантиметр за сантиметром, и из матраса выскакивают пружины. Копчиком, локтями, шестью из семи позвонков шеи ты касаешься пола, глаза чуть приоткрыты, не в силах моргать. Ножки кровати отлетают и со звоном пронзают окно. Туман повышенной влажности застилает тот обозримый участок, что остаётся наблюдать ещё пару секунд. Нос вваливается в череп, хрящ, виляя, легонько касается коры мозга. И когда вот-вот должен погаснуть последний свет – огонёк сигары в переполненной ванне глаз, – пресс замирает. Пресс останавливается; в поршень, толкающий его сверху, перестаёт поступать энергия от заглушённого мотора, и вся эта тяжесть продолжает сдавливать тело на четверти вдоха. В таком положении Риму предстоит провести несколько часов до утра.
Приятно познакомиться, меня зовут Рим!
Сил едва хватает на один звонок.
– Здравствуйте, я звоню по поводу исследования нарушений сна. Я заполнил вашу анкету, когда можно прийти на собеседование?
Глава пятая
– И она ещё смотрит на меня таким взглядом. Ждёт, что я отвечу! А музыка орёт, и осёл носится по магазину с забором на шее! – перегнувшись через стол, рассказывал Мистер А. Все засмеялись, кроме Анны, залившейся румянцем. Альберт даже подавился вином и облил рубашку. Тут заулыбалась и Анна. – А я ни черта не понимаю! Тяжёлая музыка не предназначена для размышления, она же к действию побуждает.
Альберт, светловолосый рыжеусый штатный психолог «Души» и по совместительству муж Марии, пытался не разогнать пятно от красного вина по белой рубашке, но получалось плохо.
Мария, женщина требовательная, но всегда на всякий случай добавлявшая «спасибо» или «пожалуйста», смотрела на суженого с более нежным, чем обычно, взглядом без толики презрения. За широким столом, укрытым рядом блюд, рядом с поставленными на пол грязными тарелками сидели наискосок пары: Мария – Альберт, Мистер А – Анна, мужчина с женщиной рядом. Такое расположение гостей непросвещённым непривычно: привычно, когда люди хотят парами жаться друг к дружке, чувствовать опорное плечо. Но в этой кампании присутствующие садились так только по инициативе Альберта, не терпящего пристального ухода за собой как за ребёнком. Уже больше года соблюдался этот обычай после случая, когда вспыльчивый мужчина резко вскочил со стула, зазвенев падающими со стола приборами оттого, что жена положила ему в тарелку салат. Опомнившись, Альберт сделал вид, что пошёл за тарелкой с хлебом, стоящей на кухне, заменил приборы и вернулся к трапезе, но от натренированных психологических глаз сей инцидент укрыться не мог. Мария, женщина вдохновляющая, но равнодушная, провела воспитательную работу с мужем на тему недопустимого поведения, но Альберт вступил с ней в горячий спор, в процессе которого жена познакомила со стеной восемь разноцветных плоских тарелок, а муж поставил летящей микроволновкой после предложения жены жирную точку. Ещё раз всё обговорив, молодожёны пообещали друг другу больше никогда не ссориться, а разбитую микроволновку и осколки разместили как памятник в гараже. С тех пор пары садились наискосок.
Ужин семьями, как считал Мистер А, единственный плюс четверга и его приятное завершение. Друзья, которых Мистер А знал не первый год, всегда радовались, принимая у себя гостей. Дважды в месяц – взрослые занятые люди прекрасно понимают причины развлечений по расписанию – проходили званые ужины в гостях у Марии и Альберта, самых близких для Мистера А и Анны людей центра. Уже около двух лет пары встречались в кафе, боулинге, сауне или ещё где-то, но никогда в доме Мистера А. Появление там часто сопровождалось неудобствами: у ворот появлялись журналисты, дожидающиеся окончания ужина, чтобы выманить побольше правды у развязанных языков.
«Кто такой Мистер А?»
«Назовите его настоящее имя».
«Откуда у него поместье, дача и несколько машин класса люкс?»
«Можно ли взглянуть на доходы компании?»
«Чем занимаются в «Терапии души»?»
– Журналисты не любят, когда с ними не бывают откровенны, – заявляли они Мистеру А. – «Терапия души» – популярная организация в городе, чуть ли не единственное интересное место. О «Душе» всё равно будут писать, хотите вы того или нет.