Четыре солнца
Шрифт:
«Убежал от киевлян лютым зверем в полночи» — это, пожалуй, медведем-шатуном, который лют и неприкаян, таким и был Всеслав. «Из Белгорода улетел на туче» — известно, что князь передвигался очень быстро, да ещё его считали колдуном. И уже утром он вонзил секиры, боевые топоры в ворота Новгорода и захватил его — вопреки независимости, дарованной городу Ярославом Мудрым.
Часто читают здесь утърже вазни съ три кусы — «урвал удачу с трёх попыток». Слову куса родственны покушение, искушение.
Поэт говорит о Всеславе, не придерживаясь последовательности событий. Битва на Немиге была раньше, но речь о ней зашла только теперь. Заметим, что слова съду токъ (утоптал ток) в большинстве изданий выглядят иначе: съ Дудутокь — и отнесены они к предыдущей строфе, толкуются как географическое название, однако вблизи Новгорода оно не обнаружено.
Съду токъ на Немиз, снопы стелють головами, молотять чепи харалужными, на тоц животъ кладуть, вють душу отъ тла. 8 9 7 7 7, V? Немиз кровави брез не бологомь бяхуть посяни, посяни костьми рускихъ сыновъ. 4 8 7 7 2, IV?Битва сравнена с молотьбой, где головы — снопы, по ним бьют мечами, как цепами, на току жизнь кладут и веют не полову от зерна, а душу от тела. Не добром засеяны кровавые берега, а костями.
Всеславъ-князь людемъ судяше, княземь грады рядяше, 7 – 5 1 2, II? а самъ въ ночь вълкомь рыскаше: изъ Кiева дорискаше до куръ Тьмутороканя, 7 6 3 3 2, III? великому Хърсови вълкомь путь прерыскаше. 1 3 3 3 2, IVЖалобы и обиды обычно разбирались судьями. Всеслав же правил суд сам, что очень нравилось простым людям. Между князьями он распределял города. Это днём, а по ночам он рыскал волком, и так быстро, что до крика петухов мог попасть из Киева в Тьмутаракань.
Хорс — видимо, бог солнца.
Тому въ Полотск позвониша заутренюю рано у святыя Софеи въ колоколы, (5 10 3 4 5, С?) а онъ въ Кыев звонъ слыша. (2 2 2 2 -, IV) 7 12 5 6 5, С?Всеслав выстроил в Полоцке церковь Софии. И вот в то время, когда ему возносили там хвалу, он уже сидел в темнице.
Аще«Хотя и мудрым бывает иной человек, но часто от бед страдает». Как раз умным людям обычно и выпадает больше всего горестей.
Тъму вщеи Боянь и пьрвое припвку, смысленый, рече: «Ни хытру, ни горазду, ни птицю горазду суда божия не минути!» 5 5 8 13 8, С«Ни колдуну, ни умелому, ни даже птице от божьего суда не скрыться, смерти не миновать». Так надо бросить распри и прожить достойно!
О, стонати Руской земли, помянувше пьрвую годину и пьрвыхъ князей! 3 5 3 5 5, Д Того стараго Владимера нельз б пригвоздити къ горамъ Кiевскимъ. 5 5 5 5 -, IVНеясно, имеется ли в виду Владимир Красное Солнышко или Владимир Мономах. Но любого из них «нельзя было пригвоздить» к Киеву — оба часто ходили на врагов Руси. Или допустимо иное толкование: жаль, что Владимира нельзя было на веки вечные оставить в столице, при нём страна сохранила бы прежнее единство.
Сего бо нын сташа стязи Рюриковы, а друзии — Давидовы, нъ розно ся имъ хоботы пашуть; копiя поють на Дунае! 10 10 3 10 5, IV?Теперь начнётся последняя часть поэмы, открывающаяся молением Ярославны. Слова зегзицею незнаемь понимали как «безвестной кукушкой»: эта птица живёт одна, а княгиня осталась без Игоря. Однако потом распространилось другое мнение: зегзица — чайка, она из-за своих жалобных криков считалась символом печали.
Ярославнынъ гласъ ся слышить, зегзицею незнаемь рано кычеть: «Полечю, — рече, — зегзицею по Дунаеви, 7 4 11 7 4, С омочю рукавъ бебрянъ въ рц Каял, 4 2 4 - 2, III утру князю кровавыя его раны на жестокомъ его тл». 5 5 5 2 3, IVДействительно, чайка здесь подходит больше: речь идет о реках, а кукушка живёт в лесу. Летя над водой, чайка задевает её концами крыльев — а княгиня собирается омочить рукав. Бебрянь — шёлковый (когда-то думали, что бобровый). Жестокое (в поэме жестоцее) тело толковали как могучее, но передумали — горячее, воспалённое.
Ярославна хочет полететь сначала на Дунай, чтобы обрести там отцовскую поддержку. Отереть же раны мужа она должна водой Каялы, потому что в этой реке утонуло много русичей, и вода в ней мёртвая. Вспомним, в сказках раны затягиваются именно от мёртвой воды, а живая Игорю не нужна, он не убит.