Четыре Сына. Рождение легенд

Барс И.

– Это не обсуждается, Черный. Я пойду за Шахом. Если мы не будем держаться друг за друга, то чего мы вообще стоим?

– Белый, тебя поймают, и нам с Гансом придется вернуться.

– Ты сам говорил, что с моей магией мы сможем все! Значит у меня получится и Шаха вызволить.

Бирм видел, что Дамаск настроен решительно, и отчаянно пытался придумать, как его можно остановить. Теперь сильней был он, и Черный уповал только на волшебную силу слов, а не магии.

– Слушай, Дамаск, я предупреждал тебя по поводу Атонаха, но ты меня не послушал. И к чему в итоге это привело?

– К обретению магии и выяснению правды. Бирм,

я все равно пойду к Палачу, что бы ты ни говорил. Но для начала, мне нужно спрятать вас. Так что стой смирно, я сделаю тебя невидимым.

Черный пытался привести еще доводы, но Дамаск сказал ему лишь короткое: "Заткнись", после чего попробовал поменять состав кожи парня, как Ветру и Дыре. Но тот начал кричать от боли, из чего Белый сделал вывод, что на людях в сознании такую процедуру лучше не проводить. Пришлось хорошенько подумать, как можно достичь эффекта невидимости, не причиняя боли. Только спустя минут двадцать, Дамаск наконец додумался закристаллизовать синюю оболочку, которая постоянно мерцала вокруг Бирма (наверное, это было то, что называют аурой). Парень исчез, а Белый вдруг осознал, что этот способ тратит намного меньше Сил, чем пытаться сделать невидимой всю плоть.

То же самое он проделал с едва заметной зеленой оболочкой Шлепка, и довольно яркой фиолетовой Ганса.

– Если через два часа я не вернусь… – начал было Дамаск, но его перебил приунывший Бирм:

– То мы все равно будем ждать тебя здесь.

– Ну да… – согласился Белый, затем развернулся и снова побежал в сторону Керибюса.

Глава 7

Квихельмы.

Вся одежда Шаха была в темных багровых разводах, а его лицо обливалось кровью, вытекая из ушибов на голове, носа и рта. Он валялся на каменном полу мрачного подземелья керибюсской тюремной крепости, как грязная мокрая тряпка, без намека на жизнь. Палач не относился к обитателям Дна, более того, он являлся представителем власти в этом городе. Он был хозяином Великой Пыточной. Все люди, от последнего бедняка до знатного господина, попавшего в опалу к султану, представали именно перед ним.

Свое прозвище Палач получил отнюдь не просто так. Пытки его больше походили на жуткую мучительную казнь.

Дамаск выглядывал из аркообразного прохода, стоя на лестнице. Попасть в крепость оказалось не так сложно, как он думал. Большая часть городской стражи, по приказу своего капитана (а тот по просьбе Атонаха), была отправлена на поиски троих мальчишек-магов. По всей видимости, мысль, что Белый вернется за скорпусом, не возникла в голове главаря Гильдий, так что на своем пути по султанской тюрьме, Дамаск встретил лишь пятерых стражников, которых пришлось оглушить. Мимо остальных десятерых, патрулирующих из коридора в коридор, ему удалось незаметно проскользнуть в подвал пыточной.

И вот теперь Белый с опасением и трепетом разглядывал деревянную дыбу, вколоченные в стены цепи, жутковатую клетку с шипами, свисающие с потолка крюки, непонятную железную полуоткрытую штуку, похожую на грушу, стол со всевозможными щипцами, тисками, клещами, кусачками, ножами, тесаками и прочими острыми и зажимающими предметами.

У этого самого стола стоял Палач и с блаженным выражением на лице вытирал грязной тряпкой небольшую железную биту от крови. Здесь он был счастлив. Посмотрев на него, прямо так и не скажешь, что это садист высшей категории. Длинный, похожий на худую трость, с аристократичными чертами лица, грациозными кистями рук и утонченными пальцами, с выражением дремы в глазах из-за вечно полуприкрытых век, в этом изящном мужчине не было и намека на силу! Казалось, он создан исключительно для танцев и игры на фортепьяно, а не для раздрабливания чужих костей и вытаскивания внутренностей из всех физиологических отверстий.

После пережитых перипетий, Дамаск чувствовал страшную слабость. Из-за бурлившего в крови адреналина, Белый сначала этого не ощущал, но немного успокоившись, он понял, что магия выпила из него слишком много сил. Разбрасываться остатками было бы с его стороны очень глупо. Именно поэтому Дамаск сейчас прятался в тени и выжидал подходящего случая.

Вот Палач взял в свои красивые паучьи пальцы блестящие клещи, повертел их перед носом и, утвердившись в правильности своего выбора, направился к Шаху. Белый понял, что это как раз тот "подходящий случай". Он, стараясь максимально тихо ступать в этом отличном акустическом подвале, мягкими шагами направился к столу с орудиями для убийства на любой самый извращенный вкус.

Дамаск взял тяжелый тесак, лежавший на самом верху. Маг выбрал бы что-то полегче, но, если бы он попытался вытянуть из этой металлической кучи другой "прибор", это наделало бы слишком много шума.

Следуя по пятам за Палачом, Белый видел, как он присел перед окровавленным скорпусом и, открыв ему рот, полез туда клещами. Уж что он там собрался ему выдирать – зубы или язык, Дамаск выяснять не стал. Покрепче схватив длинный тесак, он замахнулся и наотмашь ударил. Однако острая сталь не достигла цели.

Палач будто затылком почувствовал мальчика, развернувшись с невероятной прытью, перехватив тоненькие ручки и плашмя ударив стальным лезвием ему по лицу. Мага с силой отбросило назад. Удар об пол он не почувствовал, из-за взорвавшейся боли по всему лицу, от которой в глазах потемнело, а в ушах поднялся страшный шум.

– Какая приятная неожиданность, – дошел до сознания Дамаска холодный высокий голос. – Мышь сама прибежала в клетку. До чего ж глупые нынче пошли мыши. Атонах будет счастлив вернуть своего самого безмозглого, но, по иронии судьбы, самого одаренного звереныша.

Интенсивно промаргиваясь, Белый открыл глаза и не сразу заметил летящую в направление его головы биту. Он в последнюю секунду успел пригнуться и откатиться в сторону. Тесака в его руках уже не было, а магическое зрение не спешило прийти на выручку, так как обычное еще барахлило.

Пытаясь выиграть время, Дамаск вскочил и побежал куда-то в неизвестном направлении (помещение он видел смутно, да и горячая жидкость, хлещущая из носа, мешала сосредоточиться), но не успел он сделать и двух шагов, как запнулся обо что-то неприятно мягкое и вновь шлепнулся на холодный липкий камень.

– Ты все равно от меня не убежишь, мышь…

Спокойную речь Палача что-то прервало, и он странно глубоко вздохнул, словно только что вынырнул из воды.

Увидеть, что произошло, удалось не сразу. Лишь когда глаза начали различать не только темные силуэты, но и цвета, Дамаск рассмотрел Палача лежащего на боку с расплывающимся темным пятном на животе и перерезанным горлом. Рядом с ним на корячках стоял Шах с зажатым в руке окровавленным тесаком. Его жестоко рвало.

– Белый, защиту сними, – как только закончился приступ, тускло выдавил он, трясясь всем телом.