Четырнадцать
Шрифт:
Чего?! Малка же не самоубийца. До рифа метров триста, а за ним – огромные волнищи! И раньше бы не поплыла, не то что сейчас – после такого-то перерыва.
«Не зарекайся. Просто говорю: если заплывешь, одна я тебе не помогу».
Малка передернулась и взяла себя за локти. И куда опять ее воображение понесло? Вечно так бывает: придуманные герои не слушаются создателя и начинают творить что-то свое. Только что была просто забавная сказка, чтобы отвлечься от грустных мыслей, и вдруг Богиня заговорила уж очень по-настоящему и очень зловеще. Но в то же время Малка никак не могла представить, с чего ей взбредет в голову плыть в темноте за риф, если она, конечно, будет в своем уме…
– Только я завтра хочу быть нормальной, в сознании, – предупредила она на всякий случай.
«Будешь нормальной, – прошипело над океаном. Огромная фигура Богини начала выцветать и растворяться, сливаясь с почти невидимой рябью. – Спи. И жди свой подарок. А я буду ждать свой».
3. Утро. Нана
Утром Малку в виде исключения разбудил не визг бурундуков, а грохот салюта. Где-то совсем неподалеку на территории отеля запускали ракеты, и балконное стекло отзывалось низким вибрирующим звуком. Местный Новый год начался, а с ним и день рождения… Малка села в постели, откинула простыню и внимательно осмотрела свои худые загорелые ноги, а потом – шелушащиеся от загара руки, пытаясь почувствовать себя четырнадцатилетней и уловить ощущение взрослости. Но чувствовала она себя, наоборот, как-то легче и младше, чем в последнее время.
Поздравительных сообщений никто не прислал, мама почему-то не звонила, а папа спал, натянув простыню на голову. Малка сначала удивилась, а потом посмотрела на время и увидела полвосьмого утра. Тут же смутно, как сон, вспомнился вчерашний «разговор» с Богиней Океана, которая разрешила ей сегодня войти в воду… Чепуха, конечно, выдумки для самоуспокоения, как говорит мама, но ведь можно и попробовать…
Непривычно-радостное настроение все еще держалось, и к нему прибавилась уверенность, что сегодня, четырнадцатого числа, в двойной праздник, когда ей исполнилось 14, а на Шри-Ланке сменился год, будет действительно необычный день. Малка тихонько оделась, выкопав из комка вещей очередное «фирменное» платье, прямое и короткое, с синим верхом и светло-зеленой юбкой, нахлобучила плетенную из травы шляпу, которая была немного великовата, схватила сумку с масками и полотенцами и вышла из номера.
На территории отеля, несмотря на ранний час, было очень оживленно. На аккуратно подстриженной траве появились домики-беседки, в которых виднелись баночки и котелки с какой-то едой; у низенького забора, отделяющего территорию от океана, толпа работников отеля с громким хохотом взрывала очередную петарду; активная ланкийка в фиолетовом сари, с белым цветком в распущенных волосах (эти цветы росли на деревьях вдоль отеля и падали после каждого ночного дождя), возилась с микрофоном и запакованными в пленку от соли огромными колонками, проверяя звук. Несколько больших семей, ланкийских и индийских, сидели за столиками под пальмами и оживленно галдели, а под их ногами проносились всполошенные, ничего не понимающие бурундуки.
Малка попыталась побыстрее проскочить все это оживление, но у самого забора ее поймали две улыбающиеся девушки-ланкийки, одна в ярко-желтом, как лимон, вторая – в розовом сари; густые волосы их были переплетены разноцветными лентами и подняты наверх, как у кукол. Улыбаясь белыми зубами с коричневых лиц, они по-английски спросили, не хочет ли мисс поучаствовать в празднике.
– Спасибо, – серьезно сказала Малка, – но мне надо идти купаться. – И она вышла за заборчик, на узкую тропку, идущую по невысокому обрыву над океаном.
Океан сегодня был таким же оживленным, как люди: он сбросил с себя муть и сделался чисто-голубого цвета. На рифе кипела пена, и волны шипели немного громче обычного. Малка хотела было повернуть на правый пляж, тот, где всегда сидела на камнях, но неожиданно попала в текущий по тропе поток радостных местных жителей и волей-неволей потянулась за ними налево. В той стороне она раньше никогда не бывала, но рассудила, что такое количество народу с полотенцами и масками для ныряния не может идти в никуда.
И действительно: тропка провела ее мимо парочки отелей, прошла по краю рощи местных деревьев с круглыми и мясистыми темно-зелеными листьями и вывела на небольшой пляж с белым песком и совершенно тихой, как бассейн, заводью. Ее отсекал от океана длинный риф: за ним вздымалась пена, но, поскольку был отлив, волны не перекатывались через камни.
Заводь-бассейн была довольно мелкой, но местные жители все равно сидели в ней у самого берега. Купались они прямо в одежде: несколько девушек устроились на мели у входа на пляж, собравшись в кружочек, и болтали, а по воде плыли их разноцветные шарфы. Радостно визжали коричневые, большеглазые, похожие на маленьких кукол, дети. А вот настойчивые продавцы безделушек, которые приставали ко всем иностранцам по будням, видимо, сегодня отдыхали, что Малку очень обрадовало. Она потихоньку пошла вдоль пляжа: миновала ряд разноцветных моторных лодок, вытащенных на песок, и положила сумку под наклоненной к воде пальмой. Медленно, но решительно стащила с себя жаркое фирменное платье, оставшись в привычном еще по соревнованиям голубом закрытом купальнике, и, стараясь успокоиться, пошла к воде. Сердце колотилось. Может быть, все будет так, как сказала Богиня Океана, и ее дурацкая фобия пройдет так же неожиданно, как появилась? Тем более, тут не такая уж и вода, для пловчихи-то: лужица…
Малка ускорилась, пробежала вниз по затягивающему ноги горячему песку и остановилась у самой кромки воды. Нет, у нее еще ничего не холодело и не дрожало, но она все равно испугалась: вдруг страх придет, и все опять станет так, как было последние месяцы…
Глубоко дыша, словно перед нырком, Малка покачалась с пятки на мысок и напряженно уставилась вдаль, а точнее говоря, на риф. Отлив потихоньку прекращался, волны уже начали перекатываться через скалы, но это ничуть не смущало большую компанию разновозрастных детей, которая пристроилась на мокрых камнях. Там было несколько девчонок примерно Малкиного возраста, парочка парней постарше и мелюзга лет семи-восьми. Они занимались чем-то странным и непонятным…
Малка настроила зрение, прищурившись, чтобы не слепила водная рябь, и поняла, что вся компания поет! Один из взрослых парней, тощий и высокий, держал меж колен такой же узкий и длинный, как он сам, жестяной барабан и ловко бил по нему ладонями. Рядом пристроилась круглолицая девочка с мокрой толстой косой, лежащей на темном от воды зеленом шарфе, перекинутом через плечо. Она, весело зажмурившись, старательно подстукивала парню на обычной пластиковой бутылке из-под кулера. Бутылка издавала солидный гудящий звук. Остальные просто хлопали в ладоши, и все – пели.
Песня была, в общем, похожей на остальные ланкийские и индийские, которых Малка наслушалась по местному телевизору и от папиного сменщика Кемала: равномерно повторяющиеся музыкальные фразы, высокие ноты с переливами… Но рядом с шумящим океаном она звучала совсем не скучно. Наоборот, сразу захотелось подойти поближе к этим ребятам и спеть вместе с ними. Может, еще и потому, что это была дружеская компания, а своих друзей Малка уже давно не видела.
Хотя даже когда они собирались вместе, например, на чьем-то дне рождения, то никто добровольно не танцевал и не пел, если только родители не заставляли («Ну что же вы не веселитесь, хоть спойте что-нибудь, выньтесь из своих телефонов дурацких»). А такие большие парни, как этот, с барабаном, обычно с мелюзгой типа Малки не общались и сидели в смартфонах или ноутбуках, отвернувшись спиной. Если бы Малке передался талант папы, она бы сочинила такую песню, которую можно петь с друзьями в солнечный день возле воды, хлопая себе в такт, и чтобы не хотелось ни ссориться, ни расходиться…