Чичерин
Шрифт:
Под стать министрам было большинство чиновников. Многие годы, пожалуй, с момента зарождения министерства иностранных дел в 1802 году в России создавалась особая, привилегированная каста дипломатов. Перед первой мировой войной среди 570 служащих этого министерства числилось 39 баронов, 32 князя, 12 графов и один светлейший князь. Пользуясь особым привилегированным положением в великосветском обществе, обласканные императором, пресыщенные барскими условиями жизни, дипломаты были кровно заинтересованы в сохранении и упрочении самодержавия. Не делу служили они, а прислуживали власть имущим, соревнуясь между собой в погоне за чинами и отличиями
Однажды даже такая реакционная газета, как суворинское «Новое время», не выдержала и осмелилась упрекнуть царских дипломатов в недостатке патриотизма, в нерадении и забвении русских интересов за рубежом, в раболепном преклонении перед Европой. Газета потребовала «преобразовать русскую дипломатию». Но было уже поздно, на Россию двигался грозный вал революции.
В Петрограде начались забастовки. 26 февраля войска стреляли в народ. В ночь на 28 февраля Временный комитет Государственной думы отдал приказ об аресте царских министров и принял на себя правительственные функции. Во все министерства были назначены комиссары Временного правительства.
В эти дни в Петрограде назойливо мелькала фигура лидера кадетов Н. П. Милюкова. Этот профессор, член Государственной думы стал первым министром иностранных дел Временного правительства.
Милюков — наиболее активный деятель правого фланга русской буржуазии — не скрывал, что не намерен менять прежний курс политики. Он сохранил в полной неприкосновенности бывшее царское министерство иностранных дел. Даже кабинет министра остался в прежнем виде, были лишь убраны портреты Романовых. Господ дипломатов огорчило лишь одно — были запрещены парадные мундиры да из обихода изъяли старую гербовую бумагу.
18 марта 1917 года [8] . Милюкова посетил «некоронованный король России» — Бьюкенен. Сообщение министра о том, что Временное правительство намерено с «неизменным уважением относиться к международным обязательствам, принятым павшим режимом», успокоило посла.
22 марта Англия, Франция и Италия официально признали Временное правительство. Они потребовали, чтобы Временное правительство прекратило какие-либо сношения «с радикалами, именующими себя Советами депутатов», «обуздало улицу» и «интенсифицировало военные усилия».
8
Здесь и далее даты приводятся по новому стилю.
Когда Временное правительство объявило всеобщую амнистию политическим эмигрантам, послы стран Антанты не замедлили выступить против пропуска интернационалистов в Россию. Узнав о том, что Ленин возвращается в Россию через Германию, Бьюкенен бросился к Милюкову. Но министр оказался бессильным что-либо предпринять. Тогда, чтобы дискредитировать большевиков, посол исподтишка в одной из французских газет инспирирует сообщение о том, что политические эмигранты, решившие вернуться в Россию через Германию, будут объявлены государственными изменниками и преданы суду. И это не помогло. 16 апреля 1917 года Ленин был уже в Петрограде. Союзные посольства прибегли к последнему средству: они начали соревноваться вместе с правыми партиями в распространении клеветнических слухов о том, что Ленин и большевики — это германские шпионы. Так действовали бьюкенены и их пособники.
Вплоть до своего выезда из России Бьюкенен, французский посол Нуланс, который сменил летом 1917 года Мориса Палеолога, американский посол Френсис требовали решительных мер против большевиков.
Грубая прониколаевская линия во внешней политике дискредитировала «народное» правительство, резко сузила его социально-политическую базу, способствовала быстрому отрезвлению и полевению масс. Милитаристские высказывания министра вскоре вызвали мощные демонстрации протеста. 6 мая Милюков был вынужден уйти в отставку, на его место пришел Терещенко. С этим тридцатилетним богатым сахарозаводчиком антантовские послы установили тесные связи и действовали беззастенчиво. Не без их влияния правительство совершило военную авантюру — отдало приказ о наступлении. Немцы ответили мощным контрнаступлением, прорвали фронт на Тарнопольском направлении и к середине июля заняли Галицию и Добруджу. Надежды на то, что кровопускание ослабит революционное давление в стране, не оправдались. Бессмысленная гибель более 50 тысяч русских солдат, лживая пропаганда правительства вызвали в стране гнев и возмущение. 16 июля массы вышли на улицы. Правительство ввело в столицу войска, солдаты стреляли в народ.
Но волнения не ослабли. Терещенко забеспокоился и посоветовал своему другу Бьюкенену на несколько дней покинуть Петроград. Английский посол потребовал применения самых жестоких мер.
К началу августа произошла новая перетасовка в составе Временного правительства. «Беспартийный» Терещенко выдвинулся на одно из главных мест.
Весь аппарат дипломатов-чиновников с министром во главе верой и правдой обслуживали интересы русской буржуазии и помещиков, обслуживали с рвением и усердием, каждый соразмерно чину и званию.
В лице Терещенко чиновники видели единомышленника. Но с одним плохо мирились: министр был чересчур оптимистичен, не замечал опасности, таившейся в рабочих кварталах Петрограда. Вместо решительности — благодушествовал, важничал, упивался, как все временщики, властью. Многие, в том числе и его заместитель Петряев, возмущались тем, что с первых дней своего возвышения он тратил усилия на то, чтобы на нем и не на ком кроме скрещивались восхищенные взгляды окружающих, чтобы только он стоял в центре всеобщего внимания.
24 августа сэр Джордж попросил к себе Терещенко.
— Я очень разочарован, — начал беседу посол.
И дальше в раздраженном тоне пояснил: правительство оказалось еще более слабым, чем он предполагал, смертная казнь на фронте не введена.
Через неделю Бьюкенен встретился с Керенским и заявил ему:
— Я не могу скрыть от вас, как тяжело мне наблюдать то, что происходит в Петрограде. В то время как английские солдаты проливают свою кровь за Россию, русские солдаты шатаются по улицам, ловят рыбу в реке и катаются в трамваях, а германские агенты работают повсюду.
Керенский дал обещание в ближайшее время принять самые решительные меры по борьбе с «анархией».
После его ухода Бьюкенен записал в дневнике, что Россия теперь нуждается в более правом и более сильном правительстве. Генерал Лавр Корнилов, по его мнению, был единственным человеком, способным взять в свои руки армию.
Уговаривая и запугивая официальных представителей правительства, английский дипломат на стороне заводил связи среди эсеров, кадетов, анархистов, а в ставку к Корнилову направил своего агента, которого снабдил письмом военного министра Великобритании. В письме — одобрение диктаторским планам генерала Корнилова.