Чичерин
Шрифт:
При всей напряженности труда и неустроенности быта нарком успевал сам составить нужные для делегации в Генуе выкладки о восстановлении хозяйства в стране, а также подробные справки о Персии, Афганистане и Средней Азии.
Много думал нарком над вопросом о том, поможет ли предстоящая конференция прорвать капиталистический фронт против Советской России.
— Наша задача — искать со всеми и каждым сепаратного контакта до конференции, — внушает он своим помощникам. — Надо, чтобы капиталистический мир не объединился, впервые в истории, на нашей шее. Не допускать консорциума. Равноправное взаимопонимание или превращение России в колонию — вот вопрос.
Вопрос не отвлеченный, если вспомнить о том, что совсем недавно Ратенау в Канне высказал сокровенную мечту — о колонизации России.
Позже
Какую тактику избрать на конференции, как использовать ее, помимо разоблачения сущности империализма? Прежде всего надо закрепить внешнеполитические позиции Советской России. Все расчеты капиталистических государств на то, что в результате нэпа и голода наступило перерождение советского строя, — самоуспокоительные пилюли, не больше. Этим, кстати, и было вызвано предложение Ратенау. Но если западные страны предлагают расширение торговых связей, то должна ли Советская Россия отказываться от этого?
Должна ли она вместо этого выступать с «разгромными речами», как предлагали некоторые? Нет, обличительные фразы теперь не годились. «Не надо страшных слов», — советовал Ленин. И нарком полностью соглашался с ним.
— Наше положение заставляет нас, говоря словами Ленина, быть купцами и говорить «по-купецки». У нас свои взгляды, мы тут сходимся на деловой задаче и только ею и занимаемся. Если раввин и монах сойдутся торговать и вместо этого начнут спорить о талмуде и отцах церкви, они ничего не наторгуют, а только вырвут друг у друга бороды. Неужели нам полезно вернуться к изоляции и блокаде? — заявлял нарком в кругу своих близких сотрудников.
Одновременно Чичерин тщательно готовил центральный аппарат к большой работе, которая предстояла во время конференции. Его длительное отсутствие никоим образом не должно сказаться отрицательно. Временно исполняющим обязанности наркома был назначен Л. М. Карахан, был также подобран новый заведующий текущим архивом — толковый, энергичный и знающий иностранные языки человек, было полностью реорганизовано управление делами, которое, как считал Чичерин, за последнее время «превратилось в нечто самодовлеющее и в результате развивалось по пути безудержного бюрократизма», новыми сотрудниками был укреплен секретариат, а в отделах произведены перестановки с учетом выявившихся желаний и способностей каждого работника. До отъезда в Геную Чичерин сделал все, чтобы наркомат в его отсутствие оставался на высоте положения.
Тщательно подбирался и технический аппарат советской делегации на Генуэзской конференции. Его сотрудники, особенно переводчики, должны были удовлетворять самым высоким требованиям. Так, он требует включить в состав делегации сотрудницу НКИД Анжелу Нагель, которую знал еще по Лондону; когда он что-либо составлял по-английски, она угадывала его мысль и давала ей приличную английскую форму.
И все же оставалось много нерешенных задач. Среди них и такие, которые казались весьма мелкими. Долго обсуждались многочисленные варианты маршрута. Учитывались стоимость, протяженность пути, возможности отправки телеграмм в Москву с наиболее экономной оплатой. Важным был вопрос о статусе делегации. Вплоть до конца марта Боровский вел переговоры об этом в Риме. Итальянское правительство упрямилось и отказывалось давать гарантию неприкосновенности. А ни для кого не было тайной, что итальянские фашисты и белоэмигранты собирались встретить советскую делегацию отнюдь не цветами. Вот почему вопрос о статусе советской делегации приобрел такое важное значение. Ленин также говорил, не потребовать ли «особых гарантий против фашистов (напр., либо итальянское военное судно с радио в нашем распоряжении? имена ответственных лиц итальянских военных и полиции и т. п.)?» [39] .
39
В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 54, стр. 117.
Но вот разработан наиболее экономный маршрут, получены гарантии дипломатического иммунитета и даже согласие на то, что советская делегация в Генуе будет поставлена в равные условия с другими делегациями.
Оставалось решить, кто будет руководителем советской делегации. Товарищи по партии считали нежелательным выезд вождя революции за границу из соображений безопасности. В адрес ЦК поступали резолюции с фабрик и заводов. Рабочие требовали не подвергать жизнь Ленина опасности. Высказывал свои сомнения в целесообразности поездки Ленина за границу и НКИД. 27 января 1922 года на чрезвычайной сессии ВЦИК руководителем советской делегации был избран Председатель Совета Народных Комиссаров, член ВЦИК Владимир Ильич Ульянов (Ленин), его заместителем народный комиссар по иностранным делам, член ВЦИК Георгий Васильевич Чичерин, наделенный всеми правами председателя на тот случай, если обстоятельства исключат возможность поездки Ленина. По предложению Ленина ЦК РКП(б) на случай болезни или отъезда из Генуи Чичерина предусмотрел замену его по очереди одной из двух троек: Литвинов, Красин, Раковский или Литвинов, Иоффе, Боровский. Характеризуя состав советской делегации, Ленин на XI съезде РКП(б) отмечал, что «в ЦК были приняты самые тщательные меры для того, чтобы создать делегацию из лучших наших дипломатов (а у нас теперь советских дипломатов порядочное количество, не так, как в начале существования Советской республики)» [40] .
40
В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 45, стр. 69.
За день до избрания делегации Чичерин на сессии ВЦИК с глубокой убежденностью говорил, что власть рабочих и крестьян в России проявила свою жизнеспособность и это принудило капиталистический мир признать, что Россию нельзя больше сбрасывать со счетов, что международные решения, принятые без ее участия, оказываются несостоятельными. Капиталисты, подчеркивал он, желают экономического сотрудничества, желаем его и мы.
Советская Россия была готова принять на себя разумные обязательства на основе взаимности и честно выполнять их. Она уже неоднократно доказывала это. Примером мог бы послужить следующий факт, происшедший во время подготовки к конференции в феврале 1922 года. В связи с хозяйственными затруднениями страны возник разговор о том, не отсрочить ли платежи, которые Советское правительство обязалось сделать Турции согласно Московскому договору. Узнав об этом, Георгий Васильевич возмутился.
— Это значит, — заявил он, — грубо обмануть верящих нам турецких крестьян и ремесленников, опозорить себя перед всеми народами Востока, чтобы ни в чем нам больше не верили, чтобы презирали нас как обманщиков, — и меня лично, подписавшего договор, пригвоздить к позорному столбу перед народами Востока, политически убить. Не могу допустить, чтобы у кого-нибудь поднялась рука поддержать такое предложение, политическое самоубийство. Это самое ужасное, на что я натолкнулся за эти четыре с лишним года.
Через день он снова возвращается к тому же вопросу: «Мне сильно нездоровится, кое-что я принужден отменить на сегодня. Иногда бывают такие кризисы, потом проходит. На меня такое впечатление произвело требование нарушить договор с Турцией, я не помню, чтобы когда-либо было такое переживание. Сегодня едва двигаюсь».
В поддержку Чичерина, как и раньше, выступил Ленин. Он заявил, что «Чичерин абсолютноправ», и предложил Политбюро принять решение: «…подтверждается точка зрения Чичерина. Выплатить в срок обещанное…» [41] . Через три дня Политбюро приняло предложение Ленина.
41
В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 54, стр. 181–182.