Чингисхан. Демон Востока

RedDetonator

Чёрная фракция же, напротив, не хочет никого нового в Сенате, тем более иного племени, а ещё сенатор Сигумир Беззубый осознаёт, что новички пойдут к Красным или Зелёным, но уж никак не к Чёрным. Деятельность фракций никак не регламентируется, их существование принимается, но и только, поэтому каждый новый сенатор волен сам определяться с выбором стороны вечного противостояния.

Сами Брун, Сахслейб и Висмоут на слушание допущены не были, чтобы не портили регламент, поэтому за них отдувается Эйрих, лично заинтересованный в том, чтобы ругов приобщили к Деревне. Потому что полторы тысячи потенциальных воинов, ждущих своего часа на старых землях ругов — это то, ради чего стоит бороться.

— Почтенные сенаторы! — решил завершить свою речь Эйрих. — Помните главное:

мы станем только могущественнее от того, что примем братских ругов в нашу большую семью! Полторы тысячи будущих воинов вольются в наше единое воинство, а это ведь не только безопасность наших рубежей, но и возрастающая боевая мощь наших наступательных армий! Больше воинов, больше трофеев, больше побед! Заклинаю вас: не отворачивайтесь от своих будущих братьев!

Закончив речь, Эйрих отступил от кафедры.

— Кхм-кхм, — кашлянул Торисмуд. — Что ж, твои аргументы услышаны, претор Эйрих Щедрый. Что ж, почтенные, приступаем к прениям…

Примечания:

1 — Ала — от лат. ala — буквально «крыло» — причиной такого названия служит то, что римляне одно время безальтернативно любили ставить кавалерию по флангам, потому что древнегреческая школа, потому что при доминировании пехоты иначе будет глупо. Александр Филиппович Македонский начал всё это дело, предпочитая ставить точку в сражении с помощью своих высокомобильных гетайров, а не полагаясь всецело на фалангу из сариссофоров. Прекрасно зная о том, что римляне поначалу подражали древним грекам, потому что древние греки долгое время были сильнее их, понятно, что воевать римляне всегда будут от пехоты, а кавалерия всегда будет второстепенной, поэтому рассекающие таранные удары тяжёлой конницей в центр вражеского строя — это не о них, а, скорее, о персах или парфянах, но даже те прибегали к такому далеко не каждый раз, предпочитая держать конных воинов на флангах. После того, как римляне перестали косить под древних греков, концепция тоже не изменилась, ведь легионы — это тоже тяжёлая пехота, сражающаяся на тех же условиях, что и фаланга, но более мобильно и организованно. Эволюция идеи применения кавалерии как основного боевого подразделения время от времени постукивала по стальному шлему римлян, но до конца существования Западной Римской империи так и не сумела вывести их на верные мысли. Да, мы видим, что в комитатских легионах иной раз четверть воинов сражались на конях, но это было не везде и не всегда, ведь военная доктрина римлян долгие века твердила, что работать надо от пехоты, а не от дорогостоящей во все времена кавалерии. Поэтому долгое время кавалерия — это всегда ауксилия, никогда не входящая в состав легиона. В общем-то, до появления и повсеместного установления целого воинского сословия, сражающегося конно, никаких адекватных подвижек в европейской военной мысли не будет, поэтому все дикие варвары и варвары, зачем-то косящие под цивилизованных, будут воевать от пехоты и только от неё, а вот в Развитом Средневековье всё будет радикально иначе. Но эта книга не о Высоком Средневековье.

2 — Ad tertium (лат.) — в-третьих. Quatro — в данном контексте «в-четвёртых», а Quintus — «в-пятых».

Глава восьмая. Шёлк и власть

/25 мая 409 года нашей эры, Провинция Паннония, Деревня/

— Но переселяться туда преждевременно, так? — сенатор Дропаней откинулся на спинку своего небольшого трона, поставленного во главе стола.

Все у него дома сидят на лавке у стены, а он на римском троне, как маленький император своей хибары.

«Но жить он начал на широкую ногу», — подумал Эйрих, оглядев медвежьи шкуры, римские стеклянные окна, а также встроенную в западную стену фреску с моющейся женщиной.

Последнее — это точно утащено из какой-то римской бани. Какие-то ловкие ухари сумели выдолбить эту фреску из стены, почти не повредив её, а также доставить сюда, вероятно, за очень большие деньги. Дропаней глянул на предмет

интереса Эйриха и довольно усмехнулся.

— Красивая баба, — изрёк сенатор. — Пришлось две мины серебром заплатить, чтобы принесли в целости.

— Откуда? — поинтересовался Эйрих.

— Из брошенного римлянами поселения, что дальше на восток вдоль Дуная, — ответил Дропаней. — Так ты ответишь на мой вопрос?

— Рано ещё переселяться, — покачал головой Эйрих. — Да и договорённости с Аларихом пока не достигнуты вообще никакие.

— Да забудь ты о нём! — пренебрежительно махнул рукой сенатор. — Ты умный юноша, должен же умом понимать, что никакие договорённости с этим напыщенным павлином не выдержат испытания их исполнением. Он будет юлить и крутить круги, лишь бы ужаться и не дать нам того, о чём договорились. Буду откровенен, Эйрих — с Аларихом будет война. Визиготы нам братья, но Аларих себе на уме. Придётся силой брать у них то, что принадлежит нам по праву. Либо они уйдут, либо мы ничего не получим. Римляне — это опасный враг, это да, но думал ли ты о том, что будет после римлян?

— Думал, — ответил на это Эйрих. — Да, не верю я, что с Аларихом всё обойдётся миром. Он мнит себя рейксом всех готов, поэтому приемлет только повиновение.

— Поэтому нам нужно местечко, где все мы сможем остановиться, — произнёс Дропаней. — Местечко, где не будет врагов со всех сторон. Никаких гуннов, маркоманнов, гепидов и прочих неприятных народцев. Вижу лучшую картину — только мы и богатые, но беззащитные, римляне…

Эйрих думал обо всём, что только может прийти в голову сенатору Дропанею уже очень давно, с тех самых пор, когда решил, что надо брать Италию. Венетия и Истрия — это проходной двор. Её не удержать толком, не поселиться там с размахом. Надо идти дальше, а там Аларих и визиготы, и римляне, кое-где всё ещё способные к отражению нашествия.

На первый взгляд может показаться странным, что Гонорий может что-то предпринимать в Галлии, хотя в трёх дневных переходах от его столицы уже долгое время орудует Аларих с многотысячным войском. Но это только на первый и неопытный взгляд. Да, картина абсурдная, но объяснимая: легионы рассредоточены по всей разрушающейся империи, их снабжение сильно завязано на регионы, где они пребывают, и если комитатские легионы способны перемещаться по всей державе, то вот лимитаны практически никогда не могут уйти со своего лимеса. Вот и выходит, что у императора Флавия Гонория многие десятки тысяч воинов, несколько сотен тысяч ополчения, но нормальных войск мало, а ещё не все легаты этих нормальных войск верны. Точнее, большей частью они не верны, поэтому дёргать их куда-то попросту опасно. Позовёшь так одного на оборону Равенны, а завтра новый «солдатский» император пинком вышвырнет тебя из твоего дворца, на поругание голодной до развлечений толпы…

И ещё Эйрих сильно испортил жизнь Гонорию, когда уничтожил один из немногочисленных верных императору комитатских легионов. Но и узурпатору Константину он испортил вообще всё, сорвав авантюрный план по захвату Италии. Если бы незнамо как сумевший договориться с горными разбойниками Константин сумел бы осадить и взять Равенну, всё бы порядочно осложнилось, потому что он мало чем похож на Гонория. Узурпатор деятелен и разумен, поэтому, если официально установит свою власть, может сильно всё попутать в устанавливающихся новых порядках. Но тут вмешался Эйрих и сам Фатум…

«Выходит, что я действовал как стихия — уничтожал всё, что встречу, а, в итоге, хуже стало всем, кроме меня и народа готов», — подумал Эйрих. — «Даже Аларих в выигрыше, но и он не в полном: ему было бы выгоднее, сцепись Эдобих с войсками Гонория…»

— Есть у тебя такой край на примете? — спросил сенатор Дропаней.

— Всё, что у меня на примете, нужно брать силой, — вздохнул Эйрих. — Это я и пытаюсь провернуть, а меня отвлекают на всякую ерунду вроде помощи Алариху, который не особо-то в ней нуждается. Теперь у него всё отлично, римляне, не важно к какой стороне они себя относят, потеряли два легиона, а мы потеряли половину армии. Сенаторы мне в реализации большого переселения не особо помогают…