Чингисхан. Книга первая. Повелитель Страха.
Шрифт:
Я сдержано улыбаюсь. Маратыч, а точнее, его кубинский знакомец, совершенно прав — я отстрелялся на «золото» потому, что не думал о стрельбе. Все это время перед моими глазами маячила отрубленная голова Звездочета. Я словно заглядывал в его мутные мертвые глаза, и телом моим управляла чья-то чужая, и, в то же время, моя, родная ярость.
Чувство, которое я испытываю после этой ночи, оказалось сильнее моих личных обид. Я помню, как очнулся на скамейке, дошел до подъезда, поднялся на второй этаж и даже сделал несколько шагов выше, но остановился и вернулся в дом. Разговаривать с Надей мне расхотелось. Что бы она ни сказала — не имело уже никакого смысла.
— И еще… — Маратыч понижает голос, наклоняется к самому моему уху. — Ко мне подходил старший тренер Олимпийской сборной Лапкин… Так вот — он взял тебя на заметку. Рад?
В раздевалке уже ждет Витек.
— Ты что там это? Мы ж договаривались на утро? Эй? А что с лицом?
Потираю скулу — она здорово ноет. С утра я даже не удосужился взглянуть в зеркало.
— Ударился.
— Об кого ты так ударился?
— Если я скажу об скамейку…
— Э! А чччто с глазами-то?
Витек ошарашенно пятится назад, как от нечистой силы.
— На погоду меняются слегка.
— Что значит… какой на фиг слегка?
Подхожу к зеркалу в раздевалке. Оно старое, амальгама изъедена и пестрит ржавыми дорожками. Заглядываю, приближая лицо, как можно ближе. Мои глаза теперь такие же, как у Есугея. Один как синее небо, а второй как зеленая трава.
— Это наркотик что ли какой-то?
— Ну что ты мелешь? — сердито оборачиваюсь к Витьку.
— А еще знаешь что?
— Ну?
— Ты сегодня с закрытыми глазами стрелял.
— Да ты рехнулся.
— Я сначала думал, показалось. Потом специально следил.
Этот разговор начинает меня утомлять. Потому что надо что-то отвечать, а никаких ответов я дать не могу. Потому что все, что Витек говорит — правда. А может рассказать ему про волка, про монголов, и про глаза?
— Странный ты стал какой-то, — обиженно тянет Витек, — будто и не ты. И будто мы не друзья.
Эти слова, вернее, тон, с которыми они произносятся, один в один напоминают мне недавний разговор с Надей. Да, я изменился. И близкие это чувствуют. С Надей я порвал. Нужен ли мне Витек?
— Айда отойдем, разговор есть, — я хватаю Витка и тащу его в курилку.
Стоим с Витьком на лестнице, курим. Я только что закончил рассказывать ему историю с сумкой и моим задержанием. Про Надю подробности опустил. К счастью, они с Витьком незнакомы, так что я отделался фразой «одна знакомая».
— Бики капец, — говорит Витек.
— Можно попробовать отловить. Он же на втором курсе?
— Вроде да… Погнали?
Мы спускаемся на третий этаж, в деканате узнаем номер группы, в которой учится Бики, но оказывается, что занятия у них закончились.
— Рвем на Баумана, перехватим! — азартно бьет кулаком в ладонь Витек и мы стремглав несемся по лестницам — лифт сегодня опять не работает.
Нам везет — на углу Астрономической и улицы Баумана глазастый Витек замечает приметную голубую куртку Бики. Все, теперь ему уже не уйти.
Догоняем свою жертву у перекрестка. Витек без церемоний хватает вальяжно шагающего по тротуару Бики и затаскивает в подворотню.
— Вы че, охренели? — Бики не сразу понимает, что происходит. — А, это ты… Артем, привет!
— Оставь нас! — кричу Витьку, — это личное.
Витьку обидно, но он все понимает. Остается на шухере.
В подворотне сумрачно, клубы пара заволакивают ее, и кажется, что это не обычная проходная арка, а вход в какие-то адские подземелья. В воздухе стоит отвратительный запах нечистот — местные алкаши используют эту темную трубу как туалет. Ко всему прочему где-то прорвало канализацию — отсюда и пар, и синеватые лужи под ногами. Бики в своей дутой куртке, собачьей шапке, белых сапогах на толстой подошве, с красной кожаной сумочкой выглядит здесь как пришелец из другого мира.
— Кого ты подставить хотел, падла?
— Артем! — Бики вытягивает вперед руку, как будто сможет меня этим остановить.
— А фотографии? Не покажешь?
— Нет никаких фотографий!
— Да что ты?
— Подожди! Давай спокойно поговорим… — кричит Бики, вжимаясь в стену.
— А я спокоен.
— Она же дура.
— Кто? — делаю вид, что не понял.
— Ну, дура же. Ты же сам ее бросил. Она же тупая совсем.
— Про фотографии объясни.
Слушать не хочу, но выяснить надо. От вони и предстоящего разговора мутит.
— Нет ничего. Я же надул ее. Ну, вот клянусь — нет никаких фотографий. Она пьяная была в сопли, даже сидеть не могла. Я ее только домой отнес и разу ушел.
— Так быстро, что даже сумку забыл?
— Сумку передержать где-то надо было, меня пасли.
— Ах, вот оно что…
— Я же не думал, что она тебя попросит. А ее никто бы не остановил. А фотографии я специально придумал, чтобы она сама принесла. Нет никаких фотографий. Ты за кого меня держишь?
Я вижу его черные, полные страха глаза, трясущиеся щеки, странно подвижные, точно резиновые, пальцы, которыми Бики пытается расстегнуть молнию на куртке. Ненависть, злоба — все проходит.
— Не трогай меня! — визжит Бики. — Я заявление в милицию напишу! Об избиении!
— Ах ты, сука! — злость вспыхивает во мне с новой силой. Я кидаюсь к нему, но не успеваю приблизиться, как Бики падает в грязь, споткнувшись, при попытке увернуться.
— Ч-черт! Ты куртку мне испортил! — визжит он, пытаясь встать.
Я смотрю на измазанную вонючей жижей куртку Бики, на его грязное лицо, искаженное рвотной судорогой. Окажись я на его месте, то предпочел бы, чтобы мне набили морду, чем так.