Чингисхан. Пенталогия

Иггульден Конн

– Что делать с телом? – спросил один из командиров, тоже знавший Джучи с детских лет, и Субудай не мог посмотреть ему в глаза.

– Возьмем с собой. Поаккуратнее с ним. Он все-таки был сыном хана.

Глава 36

Чингис остановил коня у спуска в Панджшерскую долину. Ветер с воем гонял в пустоте пыльные вихри, а на другом берегу реки прыгали и бойко кричали стервятники, ссорясь из-за добычи. Хмыкнув, Чингис ударил скакуна пятками и начал спускаться в долину. Джебе ехал рядом с Чингисом во главе войска, включавшего и тумены младших сыновей хана. Если воины Угэдэя уже видели последствия битв и набегов, то воины Толуя были еще юнцами, некоторым не исполнилось и четырнадцати. Они смотрели на все широко раскрытыми

глазами, пока старшие не тыкали самых впечатлительных рукоятью меча под ребра.

Сорок тысяч всадников, грязных и отощавших от утомительной скачки, следовали за Чингисом в Панджшерскую долину. Лишь Чагатай со своими нукерами остался для защиты семей и должен был перевести их на новые пастбища. Чингис собрал все остальные имевшиеся в наличии силы, взяв с собой запасных лошадей, по две на каждого воина. Длинный караван, груженный бурдюками воды, провизией и другими припасами, тащился позади туменов, подгоняемый погонщиками.

Тенистые горы быстро сменились пыльной равниной, где солнце стояло прямо над головой и припекало сильнее. Слева текла река – единственный источник жизни в этом унылом месте. Подъезжая к бранному полю, Чингис видел растоптанные знамена и людей, бегущих вдали, на другом берегу реки. Они спешили покинуть город Первой, чтобы снова укрыться за стенами крепости. Чингис не остановил коня, и войско последовало за ним, разгоняя стаи злобно кричащих ворон и грифов.

На этом берегу реки Чингиса ждали еще двое всадников, неподвижно сидевших в седле, точно каменные истуканы. Хачиун оставил их тут, чтобы проводили Чингиса в горы. Когда хан подъехал ближе, всадники побледнели от страха и, как по команде, спрыгнули с лошадей и припали к земле, решив, что в их положении Чингиса лучше всего встретить земным поклоном. Чингис развернул коня и направился к ним, а Угэдэй и Толуй последовали за отцом. В отличие от него сыновья неловко озирались вокруг, и Толую явно было немного не по себе, хотя юноша и пытался скрыть свои чувства.

Чингис спешился. Казалось, он сохранял невозмутимое спокойствие, дав волю чувствам лишь один раз, когда ворон подскочил слишком близко. Чингис жестоко ударил птицу ногой, заставив ее перевернуться в воздухе и улететь прочь. Большинство падальщиков настолько пресытились, что едва могли взлететь, и только перескакивали от трупа к трупу, раскрывая черные крылья и клювы, словно делая предупреждение.

Чингис не разглядывал останки мертвецов, лишь окинул их взглядом, оценивая потери. Увиденное не обрадовало его. Он стоял над согнувшимися разведчиками и чувствовал, что терпение быстро тает на жаре.

– Встать и доложить! – рявкнул он.

Разведчики вскочили на ноги, но у них был такой жалкий вид, словно они приготовились к экзекуции. Никто не знал, какой будет реакция хана на проигранное сражение.

– Генерал Хачиун ушел в горы на поиски врага, повелитель. Он сказал, что будет оставлять людей на пути, чтобы привели тебя к нему, великий хан.

– С ним еще есть связь? – спросил Чингис.

Оба разведчика кивнули. Практика организации связи с отдельными группами войск, несмотря на нехватку людей, существовала давно. Гонцы находились на расстоянии около пяти миль друг от друга, образуя цепочку для передачи донесений на десятки миль в кратчайшие сроки.

– Несколько раз мы шли по ложному следу, повелитель, но тумены проверяют каждое ущелье, – ответил один из связных. – Свежих новостей об их расположении у меня пока нет.

Чингис выругался, и разведчики в страхе потупили взгляд.

– Как можно потерять следы шестидесяти тысяч? – недоумевал хан.

Ни один из разведчиков не был уверен, требовал ли поставленный вопрос ответа, и они беспомощно посмотрели друг на друга. Их облегчение было очевидным, когда к Чингису подъехал Джебе и опытным взглядом окинул поле битвы. От его внимания не ушли ни каменные блоки, призванные ослабить вражескую атаку, ни траншеи с телами мертвых воинов и лошадей. Связанные вместе деревянные колья были сломаны или выдернуты из земли и отброшены в сторону, но кое-где на них еще виднелись бурые пятна крови. Сотни тел во вражеских одеяниях лежали жалкими кучами, раздираемые вороньем и прочими падальщиками. Но для Чингиса этого было мало. Он с трудом сдерживал негодование. Лишь осознание того, что критиковать вслух действия военачальников нельзя, заставляло его молчать. Джебе мог все понять и сам, поэтому в присутствии Угэдэя и Толуя Чингис предпочел хранить молчание. Армия Джелал ад-Дина заняла позицию, укрепленную почти как крепость или город. Хачиун попытался силой пробиться сквозь линию обороны, вместо того чтобы отойти назад и ждать, пока враги не начнут голодать. Чингис поднял глаза на солнце, жарко припекавшее затылок и шею. Жажда скоро убила бы врагов, как бы хорошо они ни подготовились к войне. Атака такой позиции была безрассудством, хотя Чингис подозревал, что и сам, возможно, поступил бы именно так. И все же его брат явно лишился ума. Чингис скорчил гримасу и повернулся к Джебе, заметив на его смуглом лице соображения того же рода.

– Когда разобьем лагерь, генерал, разъясни моим сыновьям недостатки такой стратегии, – распорядился Чингис. – Этого принца следовало остановить здесь. Теперь придется бегать за ним.

Он снова повернулся к разведчикам, которые по-прежнему стояли, нервно глотая слюну.

– Тут не на что больше смотреть, интересного мало. Покажите дорогу к моему брату и следующему связному в цепочке.

Разведчики поклонились, и Чингис поскакал вместе с ними, а следом, сохраняя строй, потянулись тумены. Пройдя долину, монголы свернули в тесную расселину, с трудом различимую в бурых скалах. Ширины ущелья едва хватало, чтобы кони могли свободно пройти по нему.

Хан встретился с братом лишь на восьмой день похода через горы и ущелья. В пути Чингис позволял своим людям останавливаться лишь на короткое время, чтобы поесть на скорую руку, даже если поблизости находили древесину, пригодную для костра. Горы в этих краях казались безжизненными, населенными лишь ящерицами да птицами, вьющими гнезда на высоких скалах. Встречая на пути чахлое дерево, воины рубили его на дрова и грузили на запасных лошадей, чтобы использовать позже.

По пути Чингис сворачивал цепочку оставленных Хачиуном связных, забирая людей с собой, и тумены медленно петляли по лабиринту долин и ущелий. Порой путь пролегал через голые скалы с такими крутыми спусками и подъемами, что трудно было удержаться в седле. Беглецы не оставили никаких следов. Чингис и Джебе начали признавать трудность задачи, выпавшей Хачиуну. Иногда в этих горах сложно было даже сориентироваться и выбрать нужное направление, особенно ночью, но связные знали дорогу, и движение было быстрым. Достигнув тылов войск Хачиуна, Чингис вместе с Джебе и сыновьями проехал к передовой, чтобы найти там брата. Утром восьмого дня хан застал Хачиуна у соленого озера, окруженного высокими горами.

Чингис счел своим долгом обнять брата, показав всем, что не держит зла за их поражение.

– Ты у них на хвосте? – спросил хан, сразу переходя к сути.

Заметив гнев в глазах брата, Хачиун вздрогнул. Он хорошо понимал, что оправдания были бы сейчас не ко времени. Хачиун нисколько не сомневался, что Чингис обязательно обсудит его ошибки в мельчайших подробностях, как только братья останутся наедине.

– Три ложных следа ведут на восток, брат, но главные силы уходят на юг, я в этом уверен, – сообщил Хачиун. Затем он показал Чингису колбаску конского навоза, разделив ее в руках на две части. – Еще влажный, даже на такой жаре. Они должны быть не дальше чем в одном дневном переходе от нас.

– Так что ж мы стоим? – ответил Чингис, вопросительно приподняв брови.

– У нас заканчивается вода, брат. В этом озере вода соленая, и нам от него никакой пользы. Теперь ты здесь, мы можем пополнить запасы и двигаться дальше.

Чингис мгновенно отдал распоряжения, и первые бурдюки с водой быстро принесли. В обозе Чингиса их были тысячи, и лошади пристрастились сосать из них воду, словно никак не могли позабыть о сосках матерей-кобылиц. Каждая задержка в пути только подхлестывала раздражение Чингиса. Ему было трудно воздерживаться от того, чтобы не побранить Хачиуна, но вокруг слишком много глаз наблюдало за их разговором. Когда Хасар и Джелме явились поприветствовать хана, он едва уделил им внимание.