Чингисхан. Пенталогия
Шрифт:
– Ты знаешь, что смогу.
– Если я не прикончу тебя прямо здесь, генерал. Мне известны эти леса. Люди будут сражаться за свои дома.
– Если нарушите перемирие, – быстро возразил Субудай, – мои станут мстить за меня. Джучи, рассуждай как лидер. Ты привел их сюда, далеко от твоего отца. Они ждут твоей милости. Ты хочешь увидеть, как их убьют?
Джучи вскочил на ноги, опрокинув чашу, и чай пролился на пол.
– Ты думаешь, я вернусь на собственную казнь? Брошу все, что создал здесь? Да ты не в себе.
– Твоему отцу не нужны твои люди, Джучи. Предав его, ты публично
Субудай тоже встал, чтобы смотреть Джучи прямо в глаза, и выражение его лица стало серьезнее, чем прежде.
– Они оказались тут по твоей вине, Джучи. Их жизнь в твоих руках. Или их убьют, или ты идешь со мной, и они будут жить. Ты должен сделать выбор, и сделать его прямо сейчас.
Видя страдания молодого человека, Субудай сам чувствовал боль в груди. Как и Джучи, он не имел иного выбора. Внутренняя борьба, бушевавшая в Джучи, вышла наружу с медленным выдохом, молодой человек покачнулся назад и присел на постель. Безжизненные глаза тупо уставились в пустоту.
– Мне следовало знать, что отец никогда не отпустит меня, – произнес он почти шепотом. – Я все отдал ему, но ему нужны даже мои следы.
Усталая улыбка Джучи тронула Субудая до глубины души, едва не разбив ему сердца.
– Что значит одна-единственная жизнь, Субудай? Даже моя. – Джучи выпрямил спину и грубо вытер руками лицо, чтобы полководец не увидел его слезящихся глаз. – Здесь хорошее место, Субудай. Мы даже начали торговать мехами. Продаем их в другие места. Мои люди добыли себе в походах жен, и скоро тут появятся дети, которые никогда не слышали имени Чингиса. Ты можешь это понять?
– Могу. Ты устроил им хорошую жизнь, но за все надо платить.
Джучи долго смотрел на него в молчании. Наконец он зажмурил глаза.
– Хорошо, генерал. Кажется, отец знал, кого присылать, чтобы вернуть меня.
Снова взяв себя в руки, Джучи поднялся и открыл дверь на улицу, впустив в тесную комнату поток холодного ветра.
– Забирай свое оружие, генерал, – сказал он, махнув рукой в сторону горки железа в снегу.
Вокруг нее собралось много людей. Когда они увидели Джучи, их лица наполнились светом. Субудай вышел из дома и, невзирая на множество воинов, наклонился, чтобы подобрать меч и кинжалы. Оставив сломанные части доспехов лежать на снегу, он повесил клинок на ремень и сунул оба кинжала себе в сапоги. Субудай не смотрел на Джучи, когда тот говорил со старшим из своих командиров, так как боялся, что не вынесет этого. Его конь, взятый под уздцы незнакомцем, поджидал полководца, чтобы отправиться в обратный путь. Сев в седло, Субудай по привычке кивнул незнакомцу, но тот не смотрел на него.
Субудай обернулся назад. К нему шел Джучи. Теперь он казался усталым и даже каким-то немощным, словно лишился чего-то важного.
– Возвращайся к своим, генерал. Я буду у тебя через три дня. Мне нужно тут еще кое-что сказать.
Субудай склонил голову, снедаемый угрызениями совести.
– Буду ждать тебя, генерал, – ответил он.
Услышав обращение, Джучи слегка вздрогнул, но затем кивнул и отвернулся.
Вечером третьего дня, когда опустились сумерки, снег еще шел. Субудай не был уверен, что Джучи придет, как обещал, но не тратил времени даром. Его тумен был готов к нападению и ждал, замерзая от холода. Субудай повсюду расставил дозоры, чтобы его не застигли врасплох. Он стоял впереди тумена, наблюдая за тропой, что убегала вдаль, исчезая за белой пеленой снега. Как жаль, что события этих дней не могли навсегда стереться из памяти вместо того, чтобы мучить его угрызениями совести. Субудай еще помнил, что чувствовал он, получая пайцзу от самого Чингиса, когда целый мир лежал перед ними. Он посвятил хану всю свою жизнь, неустанно стараясь доказать, что был достоин оказанной чести. Субудай вздохнул. За ханом он готов был идти на край света, но ему не хотелось бы быть его сыном.
Дозорные опередили Джучи, доложив Субудаю об одиноком всаднике, едущем через лес. На мгновение у Субудая блеснула надежда, что это не Джучи, что тот не пожалеет жизни людей ради собственной свободы. Чингис поступил бы именно так, но Джучи жил по другим правилам, и Субудай слишком хорошо его знал.
Убедившись, что это Джучи, Субудай остался неподвижно сидеть в седле. Даже теперь он надеялся, что Джучи изменит решение, но тот подъезжал ближе и ближе, пока не встретился с полководцем.
– Вези меня домой, Субудай. Возьми меня, но отпусти их.
Субудай кивнул в ответ, и Джучи направил коня в гущу воинов Субудая. Едва сознавая, что происходит, они только таращили глаза то на ханского сына, то на своего темника. Тумен повернул в обратный путь, а оба генерала проехали сквозь ряды всадников в начало колонны.
– Прости, – наконец сказал Субудай.
Джучи недоуменно посмотрел на него и вздохнул.
– Ты лучше, чем мой отец, – ответил он, заметив косой взгляд Субудая на меч с рукояткой в виде головы волка. – Ты же не заберешь его у меня, Субудай? Я выиграл его в честном бою.
– Я должен это сделать, – покачал головой Субудай. – Пусть побудет у меня.
Джучи колебался, но выбора у него не было: его окружали воины Субудая. Внезапно Джучи скривил лицо, устав от невыносимой борьбы, что тянулась всю его жизнь.
– На, забирай, – ответил он, снимая ремень вместе с ножнами.
Субудай протянул руку, как бы принимая клинок. Джучи еще смотрел на свой меч, когда одним быстрым движением Субудай перерезал глотку ханскому сыну. Тот упал замертво, и только алая кровь хлестала на белый снег.
Спускаясь с коня, чтобы осмотреть бездыханное тело, Субудай рыдал и с трудом перехватывал воздух.
– Прости меня, друг, – говорил он. – Я слуга твоего отца.
Опустившись на колени, он долго стоял возле тела, а воины молчали, зная, что теперь лучше не тревожить его.
Наконец Субудай вновь овладел собой и поднялся, глубоко дыша, будто морозный воздух мог смыть кровь с его рук. Он исполнил приказ, но ему не стало от этого легче.
– На рассвете идем в их лагерь, – сказал Субудай. – Теперь, когда он мертв, они пойдут с нами.