Чингисхан. Пенталогия
Шрифт:
Угэдэй с Тулуем переводили дух, будто загнанные псы. Во внешнем покое со штурмующим сбродом быстрыми точными ударами расправлялись воины в доспехах. Дело здесь шло к концу.
Посреди покоя стоял Джэбэ. В запале схватки он поначалу даже не обращал внимания на уцелевших, в том числе и на Угэдэя. Первым делом, завидев на полу Субэдэя, он участливо присел, помогая славному багатуру, израненному, но живому, подняться хотя бы на колени. Тот повел головой из стороны в сторону – мол, сам справлюсь.
Тогда Джэбэ, встав, взмахом сабли приветствовал Угэдэя.
– Рад видеть вас целым и невредимым, повелитель! – с улыбкой сказал он.
–
– Ваши дядья, повелитель, отправили меня сюда с сорока кешиктенами. Дело на поверку вышло хлопотное: много голов пришлось смахнуть, прежде чем сюда к вам удалось пробраться.
Тулуй восторженно хлопнул по спине своего брата, после чего повернулся и в порыве нежности обнял Сорхахтани. Хубилай с Менгу на радостях завозились медвежатами, пока голова Хубилая не оказалась зажата под мышкой у более верткого Менгу.
– Субэдэй! – окликнул военачальника Угэдэй. – Багатур!
Осоловелые глаза Субэдэя постепенно прояснялись. Один из воинов протянул руку, чтобы помочь ему подняться, но тот сердито ее отбил, все еще потрясенный тем, как близок он был к смерти под ногами врагов. Когда Субэдэй, кряхтя, поднялся на ноги, Джэбэ изложил обстановку:
– Сломанное Копье закрыл ворота города. Все тумены собраны снаружи на равнине. Дело все еще может дойти до войны.
– Тогда как вы попали внутрь города? – требовательно спросил Угэдэй. Он поискал глазами Гурана и тут с горечью вспомнил, что верный кешиктен отдал жизнь возле первой двери.
– Мы влезли на стены, – ответил Джэбэ. – Отважный Хачиун послал нас туда перед тем, как сделал попытку прорваться в город. – Заметив на лице Угэдэя озадаченность, он пояснил: – Они не так уж высоки, повелитель.
В покоях сделалось светлее. В Каракорум пришел рассвет, и день обещал быть погожим. Вздрогнув, Угэдэй вдруг вспомнил, что это день принесения клятвы. Он моргнул, пытаясь придать своим мыслям хоть какую-то упорядоченность, наметить ориентир после перенесенной бурной ночи. В то, что у нее окажется послесловие, сложно было поверить. В какие-то секунды казалось, что пришел конец. Угэдэй чувствовал себя оглушенным, потерянным в событиях, над которыми был не властен.
В коридоре снаружи послышалась чья-то хлопотливая поступь. Ворвавшийся в покои гонец растерянно замер, потрясенный грудами мертвой плоти и выставленными в его сторону клинками. В замкнутом пространстве смердело выпущенными наружу нечистотами.
– Говори, – с ходу велел Джэбэ, узнав гонца.
Молодой скороход, опомнившись, торопливо заговорил:
– Ворота снова открыты, господин. Я всю дорогу бежал бегом, но следом идут вооруженные люди.
– Ну а как же, – умудренно произнес Субэдэй. Глубокий голос прозвучал столь неожиданно, что все присутствующие вздрогнули и обернулись, а Угэдэй испытал прилив облегчения от присутствия багатура. – Все находящиеся прошлой ночью за стенами явятся сюда, чтобы воочию увидеть, кто здесь выжил. Повелитель, – обратился он к Угэдэю, – времени в обрез. Когда вас увидят, вы должны быть чисты и переодеты. А эти покои надобно наглухо закрыть – во всяком случае, на сегодня.
Угэдэй благодарно кивнул, и Субэдэй принялся четко и быстро отдавать распоряжения. Первым заспешил прочь Джэбэ, оставив десяток кешиктенов охранять того, кто станет ханом. За ним последовали Угэдэй с Дорегене, затем Тулуй со своей семьей. Спеша по длинному коридору, Угэдэй заметил, как его брат попеременно притрагивается то к своей жене, то к сыновьям, словно все еще не до конца веря, что они здесь, с ним, в безопасности.
– Дети, Угэдэй, – произнесла Дорегене.
Он посмотрел на нее и увидел, что лицо ее бледно, а в глазах застыла тревога. Тогда он обнял жену за плечи, и обоим стало спокойнее. Глядя поверх ее головы, Угэдэй подумал о том, что, пожалуй, никто из этих людей не знает дворец как следует. Кстати, где Барас-агур, его старший слуга?
– Военачальник! – окликнул Угэдэй Джэбэ, который шел впереди. – Я должен выяснить, как пережил эту ночь мой сын Гуюк. И мои дочери. Пускай один из твоих людей отыщет их место пребывания – где именно, расспроси моего слугу. Новости сообщить мне со всей возможной быстротой. Найди также моего советника Яо Шу. Пускай поторапливаются. Убедись, что все они живы и с ними ничего не случилось.
– Слушаю и повинуюсь, повелитель, – с поспешным поклоном сказал Джэбэ. Поведение чингизида отличалось редкой неровностью: неизвестно, чего ждать от него в следующую минуту. Быть может, сказывалось волнение после боя, когда жизнь в жилах начинает течь с удвоенной силой.
Угэдэй, набираясь стремительности, размашисто двинулся дальше, так что жена и стража с трудом теперь за ним поспевали. Из отдаления откуда-то спереди донеслись звуки шагов множества людей. Угэдэй предусмотрительно нырнул в другой коридор. Ему необходимы свежая одежда и омовение. Надо счистить с себя чужую кровь и грязь. А еще требовалось время поразмыслить.
Скача по улицам в сторону дворца, Хачиун холодел от дурного предчувствия. Тела, казалось, лежали вповалку всюду, лужи темной крови пятнали гладкие каменные желоба водостоков. Цвета угэдэевского тумена были не на всех. Встречались здесь также простые дэли и доспехи, жирно лоснящиеся от крови, черной на утреннем свету. Ночь определенно выдалась кровавой, и Хачиун внутренне обмирал при мысли о том, какое зрелище может ждать его во дворце.
Чагатай скакал легко, чуть покачивая головой, глядя на следы побоища. При этом он глумливо ухмылялся, от чего у Хачиуна зрело непроизвольное желание рубануть ему по глотке, навсегда стерев самодовольство с его лица. Впрочем, взяться за меч не давало присутствие троих приближенных Чагатая. На мертвецов они не смотрели, целиком сосредоточившись на двоих всадниках, скачущих с их хозяином, который к концу дня намеревался стать ханом.
На улицах было тихо. Если кто из мастеровых и рискнул покинуть свое жилище после звона клинков и воплей минувшей ночи, то вид такого количества тел, несомненно, заставил их спрятаться обратно и запереть двери на все засовы. Шестеро всадников держали путь к ступеням, ведущим к воротам дворца. Здесь на бледном мраморе тоже раскинулись мертвецы, и их кровь лужами стыла на прожилках благородного камня.
Спешиваться Чагатай не стал, а лишь дернул поводья своего коня, и тот стал всходить по ступеням, сторожко ступая между трупами. Главная дверь в первый внутренний двор была открыта, и никто не препятствовал входу в него. Вокруг мало-помалу собиралось воронье, а в вышине кружили стервятники, привлеченные запахом смерти, витающим в утреннем ветерке. Хачиун с Хасаром, проходя под темным клином тени во двор, переглянулись в мрачном предчувствии. Здесь их, сказочно озаренное рассветными лучами, встречало румяным блеском серебряное дерево, прекрасное и безжизненное.