Чингисхан. Тэмуджин. Рождение вождя
Шрифт:
– Вас.
– Так чего же ты сразу не сказала, дура безголовая! – закричал Даритай и махнул рукой. – Иди и скажи, что не нашла нас.
– Лучше пойти, раз зовет, – не отступалась Шазгай. – Что я скажу, пропали, как и Алтан, что ли? Так он и вас заставит искать, найдут, вам же потом неловко будет.
Даритай застыл лицом, обдумывая слова жены.
– Ладно, – наконец проворчал он и посмотрел на молча взиравшего на них Бури Бухэ. – Эта безмозглая корова, кажется, говорит правильно. Лучше пойти, а то потом много шума будет.
– Поехали, – нехотя согласился тот и тут же поставил свое условие: – Но будем говорить, что ничего не пили. А ты, смотри, не сознавайся…
– Ха,
– Да ты всегда, как только немного прижмут, сразу во всем признавался. Думаешь, я не помню?
– Да когда это было! – Даритай возмущенно огрызался. – Ты что, всю жизнь, до смерти будешь старое помнить?
– Нет, не буду…
– Тогда пойдем.
– Пойдем.
Дед Тодоен был зол, и было видно, что он с большим трудом сдерживает в себе раздражение. Сидя на хойморе, он метнул на них сердитый взгляд, резко спросил:
– Где вы так долго бродите?
– К одному моему нукеру зашли, – Даритай невинно моргал глазами. – Поговорили по нужному делу.
– Опять пили? – Тодоен подозрительно оглядел Бури Бухэ.
– Нет, дядя Тодоен, не пили мы! – чересчур громкий, охрипший голос выдавал его с головой. – Как приехали в курень, так ни глотка не выпили!
Даритай, потупив глаза, молчал. Тодоен смотрел на них, горестно качая головой.
– Как же вы обмельчали, внуки хана Хабула! – он снова остановил неприязненный взгляд на Бури Бухэ. – А этот негодник уже открыто мне врет, – воздев руки и подняв возмущенное лицо к открытому дымоходу, он обратился к небу. – Хутугта-Мунгур, брат мой, слышишь ли, что мне говорит твой сын? Тому ли ты его учил, чтобы он родному дяде так бесстыдно лгал? Не вместо ли тебя я здесь, чтобы учить его уму-разуму? Так разреши мне вырвать ему язык и бросить черной собаке на съедение!.. Вот получу ответ через шаманов, – переведя злой взгляд на потупившегося Бури Бухэ, сказал Тодоен. – Если отец твой будет согласен, будешь лишен языка, вот мое слово! – он потряс плеткой в воздухе. – Попробуй еще хоть раз мне соври!
Племянники, опустив головы, сконфуженно переглядывались между собой, переминаясь с ноги на ногу.
Наступила тишина. Тодоен взял недопитую чашу кумыса, сделал несколько мелких глотков.
– Ладно, – остывая, он перевел дух и положил плетку рядом с собой. – Садитесь, будем говорить о другом.
Даритай, опасливо поглядывая на плетку у правой ноги дяди, предусмотрительно пропустил брата вперед, присел подальше.
– Вы знаете, где ваш брат Алтан? – выдержав время, почти спокойным голосом спросил Тодоен.
Бури Бухэ, обиженно нахмурившись, молчал.
Тодоен посмотрел на Даритая.
– Может быть, он опять к Таргудаю поехал? – вспомнив слова жены, встрепенулся Даритай. – Раз его в курене нет, я думаю… с нами он в последнее время не пьет…
– Ты правильно думаешь, – сказал Тодоен. – Мне передали, что в полдень он заходил к Сочигэл. Что-то он там вынюхивал, а перед нашим приездом исчез…
Он испытующе оглядел лица племянников.
– Вы уже не дети, пора вам самим думать и понимать, что плохо, а что хорошо. Этот ваш брат, как видно, крепко сдружился с Таргудаем. Эта дружба не ко времени. Тот лезет на ханский войлок против нашего Есугея. А недавно коней у нас угнал… Если ваши головы не совсем пусты, скажите мне, будет народ выбирать в ханы того, кто ворует у своих?… Если хоть немного умеете думать, вы скажете: Таргудай никогда не будет ханом у монголов и Алтан зря водит с ним дружбу. Понимаете вы или нет?
– Понимаем, – удивленно протянул Даритай, оглядываясь на Бури Бухэ.
– Я всегда стоял за Есугея, – глухо сказал тот.
– Тогда вы должны остановить вашего брата! – строго сказал Тодоен. – Сейчас же поезжайте следом за ним. С собой никого не берите и никому ни слова не говорите об этом. Не хватало еще, чтобы люди узнали. Поняли?
– Поняли.
– Догоните и, если он не послушается, ты, Бури Бухэ, бери его на плечи и тащи сюда.
– Да я его вместе с конем подниму и перед вами поставлю, – Бури Бухэ преданно и решительно смотрел на него. – Я этого Алтана, раз он таким плохим человеком оказался…
– Знаю, – Тодоен нетерпеливым движением руки остановил его. – Потому я и вызвал вас двоих. Поезжайте, времени мало.
Даритай и Бури Бухэ встали.
– При людях, смотрите, не болтайте, – провожая их до двери, напомнил Тодоен.
Выехав из айла, они, не сговариваясь, повернули на запад. Будто на скачках, бешеной рысью промчавшись по куреню, привлекая удивленные взгляды прохожих, они спешились в айле Даритая. Из юрты вышла Шазгай.
– Давай сюда большой туес архи, – не глядя на нее приказал Даритай, подтягивая подпругу. – Быстрее шевелись, некогда нам ждать, едем догонять Алтана.
Шазгай ушла в темную дверь юрты, чуть помедлив, вынесла увесистую суму. Даритай принял ее и, прикрепляя к седлу, наказывал:
– Смотри, не проболтайся кому-нибудь, помнишь, что я обещал?
– Хоть Оэлун можно сказать? – разочарованно спросила Шазгай.
– Никому, тебе говорят! – вскрикнул Даритай, угрожающе поднимая кулаки. – Дай тебе сказать одному человеку, так завтра весь курень знать будет. Никому ни звука! Поняла или нет?
– Поняла, – обиженно поджала губы Шазгай и, не дожидаясь, когда они тронутся, пошла в юрту.
– Болтлива не в меру, – досадливо морщась, жаловался Даритай, выезжая из айла. – Никак не могу приучить держать язык на привязи. Ну, какой стороной поедем?
– Давай по берегу Онона, заодно в реке искупаемся, себя освежим.
XIII
За рекой Шуус началась безводная степь. Редкие тропы, еле угадываемые в сухом ковыле, пересекаясь, расходились по разным сторонам, намечая пути к родникам и колодцам. Изредка попадались каменистые русла пересохших рек, заросшие степной травой. Далекие горы, низкие, как сопки, серыми гребнями курились в знойной дымке. Под ними, на склонах и низинах бродили тысячные стада дзеренов. Здесь, в стороне от пастбищ для скота и вдали от людей, их было, казалось, не меньше, чем комаров на ононских озерах. Они паслись, разбредаясь бескрайними тучами или, сбиваясь в длинные, тесные косяки, руслами шли по своим неведомым путям, скрываясь за гребнями далеких увалов.
Есугей, оставшись наедине с сыном, давал ему последние наставления перед разлукой. Короткими вечерами, полеживая на потнике у скудного костра, попивая нагретый на дневной жаре айрак, он говорил:
– В наше время надо надеяться на себя и на друзей, а не на родственников. Друзей человек выбирает сам, как охотник выбирает собак. Каких друзей изберешь, так и проживешь свою жизнь. Сородичей человек выбирать не может, они такие, какие есть. Тайчиуты наши родственники, но их вождь Таргудай мне враг. Кереиты чужие, а их хан Тогорил – мой анда. Если я уйду к предкам, за помощью ты пойдешь к чужаку Тогорилу, а не к соплеменнику Таргудаю. Тогорил мне кое-что должен, а он из тех людей, которые помнят добро. Но знай, что он человек расчетливый и не любит слабых. Надо показать ему свою силу и что-то дать, только тогда он будет тебя уважать. Ни на кого из наших, если говорить прямо, нельзя положиться так, как можно положиться на Тогорила. Хутугта умен, но слаб духом, Бури Бухэ силен, но слаб умом, а про других и говорить нечего…