Чингисхан. Великий завоеватель
Шрифт:
Совершенно очевидно, что тут бесполезно искать конкретно-историческую первооснову сюжета: перед нами описание мистического паломничества, инициатического опыта со всеми его характерными особенностями, в целом схожими для различных религий и детально исследованными (прежде всего философами-традиционалистами XX в.). Разумеется, встает вопрос: пережили ли этот мистический опыт реальные люди по имени Александр Македонский и Чингисхан, или инициатический миф был «наложен» на их образ современниками либо потомками? Впрочем, в исторической ретроспективе это не столь уж важно — для понимания судеб империй и метаисторического образа их основателей. Человек, стяжавший полярные регалии власти (или персонаж посвятительного мифа), сам становится духовным «полюсом» — тем, кого в мусульманской традиции именуют арабским словом кутб, полюс. Кстати, аналогичный миф существует и о русских царях, но он лишь опосредованно отразился в сказочном сюжете о герое по имени Иван Барма (Бермятин и т. п.),
Примечательно, что образ острова в священном море также встречается в цикле преданий о Чингисхане. Согласно джагатайскому «Сказанию о Чингисхане» на острове Белого моря, в темном дворце, недоступном свету Солнца и Луны, девственной дочерью Алтын-хана (т. е. «Золотого царя») был чудесным образом непорочно зачат от солнечного луча будущий отец Чингисхана, Тангри-берген («Богом данный») Дуюн-Баян; Алтын-хан заключил дочь в запечатанный золотой корабль и пустил его в море; корабль оказался в местах охоты монгольского витязя Тумакул-мергена, который освободил царевну и взял ее в жены, несмотря на ее таинственную беременность. [9]
9
9 Автобиография Тимура. Богатырские сказания о Чингисхане и Аксак-Темире. — Пер. с тюркского и джагатайского языков. Вступит, статья и комментарии В.А. Панова. — М.-Л.: Academia, 1934. С. 244–248.
Содержащийся в этом сказании мотив о матери будущего героя, заключенной в запечатанный корабль, — мотив, родственный тому, что присутствует в пушкинской «Сказке о царе Салтане» и находит параллели в древнекельтской традиции, требует отдельного рассмотрения (отметим только, что он также имеет отношение к комплексу полярных мифов). Для нашей темы здесь главное — остров в Белом море. Вряд ли имеется в виду известное ныне «эмпирическое» море на Русском Севере, хотя в средневековом тюркском мире оно было известно давно (по всей видимости, булгары Поволжья соперничали с новгородскими купцами на европейской части Северного морского пути: исследованием этого вопроса в настоящее время занимается казанский историк Рустем Набиев [10] ), а джагатайская рукопись «Сказания о Чингисхане» датируется XVII в.
10
Набиев Р.Ф. Булгар и Северная Европа: древние связи. Казань, 2001.
Вряд ли Белое море — это море «западное»; такую интерпретацию предлагают, исходя из традиционной для тюрко-монгольского мира цветовой маркировки сторон света: север соотносится с черным цветом, юг — с красным, восток — с голубым, запад — с белым. Возможно, отсюда происходит тюркское название Каспийского моря — Ак Дынгыс, «Белое море». [11]
Однако в контексте «Сказания о Чингисхане» правомернее рассматривать символизм Белого моря в дискурсе евразийских представлений о царственном, сакральном правителе, о его верховной власти. И тут обнаруживается, как показал В.В. Трепавлов в своем исчерпывающем исследовании образа «Белого царя» у народов, вошедших в Российскую империю, что в этом отношении спектр значений белого в различных этнических традициях (прежде всего у народов индоевропейской, алтайской и уральской языковых семей) неизменно выстраивается вокруг понятий святости и высшей власти, соотносящихся с образами Белой горы, Белого моря, Белого царства.
11
Трепавлов В.В. «Белый царь»: образ монарха и представления о подданстве у народов России XV–XVIII вв. М.: Издательская фирма «Восточная литература» РАН, 2007. С. 211.
Мать Чингисхана. Картина Н.К. Рериха
Например, в хакасском эпосе упоминаются белые ханы у Белой горы или на берегу Белого моря; белый цвет усвоен древнетюркскому богу Неба — Тенгри и верховному божеству якутов Юрюнг Уолану; монгольский Белый Старец (Цагаан Убгэн) хранит благоденствие всего живого; коми-зырянам был известен образ Белого царства и Белого царя. В древнерусской «Голубиной книге» хранящий истинную веру Белый царь именуется «над царями царь», то есть вселенский правитель… Что касается непосредственно Чингисхана, то белым было его личное девятибунчужное знамя; «белой костью» (то есть людьми особо знатными) называли его потомков. [12]
12
Трепавлов В.В. Цит. соч. С. 24–29, 45, 56.
С учетом этих ассоциативных связей можно связать миф «Сказания о Чингисхане» и с символом Полярного острова, и с представлениями об идеальном (белом, светлом, светоносном) правителе. Только миф этот маркирует уже не инициатическое странствие, как в сюжете, зафиксированном францисканской миссией 1245 г., а космогоническую или алхимическую парадигму: животворный солнечный луч, проникающий в темную первичную материю, принадлежит сфере глубоко архаичного алхимического символизма (кстати, и знаменитое «Сокровенное сказание монголов» XIII в. повествует, что Алангоо, праматерь рода Чингисхана, после смерти мужа зачала троих сыновей от сияния посланца Неба, нисходившего в ее лоно через дымник юрты [13] ). Эта парадигма лежит и в основе космогонических мифов; символическая соотнесенность династии Чингисхана с солнечным первоначалом и с космогонией закономерно делает его героем-мироустроителем, косвенно подтверждая выводы, к которым приходит в своей книге Э. Хара-Даван.
13
Сокровенное сказание монголов. — Перев. А.В. Мелёхина и Г.Б. Ярославцева. — Донецк: Сталкер, 2001. С. 17.
Но не слишком ли отвлеченны эти мифологические изыскания? Проясняют ли они метаисторическое, по Хара-Давану, открытие Чингисханом «древних мировых путей для шествия будущей цивилизации»? Ведь для тюрко-монгольского мира его харизматичность и так не вызывает сомнений; желанием приобщиться к ней во имя национального возрождения можно объяснить и непрекращающиеся поиски могилы Чингисхана на территории Забайкалья, Монголии, Китая, и предание о том, что мать Покорителя Вселенной была по национальности якуткой…
Пожалуй, единственный автор, который сформулировал многомерный геополитический образ цивилизации, возникающей (или еще имеющей возникнуть) на древних путях империи Чингисхана, — это современный философ-традиционалист А.Г. Дугин. В своей работе 2004 г. «Чингисхан и монголосфера», написанной как раз по мотивам книги Э. Хара-Давана, он выходит на метаисторию великих евразийских империй, исходя из принципов традиционализма и геополитической глобалистики. Сопоставляя сакральную географию империй Александра Македонского и Чингисхана, А.Г. Дугин противопоставляет их в соответствии с дихотомией Север — Юг.
Империя Александра находилась южнее великой евразийской горной гряды, простирающейся от Пиренейского полуострова до Дальнего Востока; Монгольская империя — к северу от этой гряды. По этой линии, являющей собой и вполне конкретный климатический, хозяйственно-экономический, этнический рубеж, проходит (согласно гиперборейской теории антропогенеза, на которой основана философия традиционализма) таинственная разграничительная черта цивилизационных парадигм:
«Древние цивилизации складывались под воздействием импульсов, идущих с Севера, но застывали и становились собой только южнее некоторой географической черты — гряды евразийских гор, тянущихся от Пиренеев до Маньчжурии… С Севера от этих гор рождается тонкая живая сила и оседает южнее, застывая в конкретной форме». (…) «В своем имперостроительном импульсе Чингисхан осуществил важнейшую сакрально-географическую операцию: он „сравнял горы", сделав естественную северную границу южных цивилизаций прозрачной и проходимой… Истинный Север — великая Арктида — дала о себе знать. Сами же евразийские территории и на Севере, и на Юге были интегрированы в единый блок, подчиненный воле Севера уже в планетарном, континентальном смысле. В этом состояла великая нордическая реставрация сакральной географии, которую осуществил Чингисхан в своей империи». (…) Монголосфера Чингисхана… открывала цивилизациям новый трансцендентальный горизонт, нордическое измерение бытия, тот самый Свет Севера, о котором учит исламский эзотеризм». [14]
14
Дугин А.Г. Чингисхан и монголосфера // Арктогея — философский портал. Евразийство — http://www.arcto.ru
Признавая изначально полярный (связанный с балканской Македонией, с южными пределами «гиперборейского круга») характер духовного импульса и для империи Александра Великого, А.Г. Дугин выстраивает внутренне очень последовательную схему «развертывания» евразийских империй во времени и в пространстве. Империя Александра овеществила идею евразийского единства на самых южных рубежах, куда доходили духовные импульсы Арктиды — циркумполярной протоцивилизации Северного полушария (кстати, этнолингвистическое единство циркумполярной зоны во времена позднего палеолита и даже в мезолите убедительно подтверждается академическими науками, археологией и сравнительным языкознанием). Монгольская империя преодолела горную гряду, охватив просторы степной и отчасти таежной зоны Евразии. Но тогда получается, что еще более чисто и одухотворенно «нордическое измерение бытия» раскрылось в образовании Российской империи, объявшей самые северные земли Евразийского континента, преддверие Арктиды-Гипербореи!