Чиновник для особых поручений
Шрифт:
Вот и выходило, что единственной силой, которая поможет России остаться государством, а не пустующими землями, оставались господа социалисты, которых Стас не любил ни под каким соусом. Оттого он и зверел, и матерился сквозь зубы, что Судьба, верная своим традициям, предлагала выбор не между «хорошо» и «плохо». Она щедрой рукой давала аж три направления: «плохо», «очень плохо» и «хуже некуда». Делайте ваши ставки, господин капитан!
— М-мать твою! — выругался он и полез в карман за папиросами.
И в этот момент из боковой улочки выбежал человек в окровавленной офицерской форме. За ним, от казарм Волынского
— Стой! — хрипло крикнул беглец, наддав ходу.
Стас мгновенно сбросил газ, заставляя «Форд» идти «накатом». Офицер, по пятам преследуемый солдатами, одним отчаянным прыжком покрыл оставшееся расстояние и рывком перевалился на заднее сиденье.
— Гони!
Но Сизов и так уже давил на рычаг газа. Мощный автомобиль, взревев, как раненый тигр, прыгнул вперёд. Успевшего запрыгнуть на подножку солдата спасённый безжалостно сбил кулаком, и тот покатился по обледенелой мостовой. Какое-то время толпа пробовала бежать следом, потом затрещали выстрелы. Несколько пуль свистнуло поверху, одна разбила угол ветрового стекла, но Стас, резко крутанув баранку, свернул в узкий переулок и помчался дальше.
— Чёрт вас носит в форме, — проворчал он. — Ранены?
— А? Нет, это не моя кровь, — отозвался неожиданный пассажир, вытирая платком лицо. — Унтер — сволочь, своего безоружного командира в спину! Да, я только с позиций, даже дома ещё не был, простите, я вас даже не поблагодарил!
— Да, не стоит, — отмахнулся Стас. — Куда вас?
— Ерунда, выскочу где-нибудь… Стойте, а ведь я вас знаю! Капитан Сизов из контрразведки. Разрешите представиться — капитан Вольский, офицер по особым поручениям при генерале Потапове. Можно просто Кирилл.
— Станислав, — опер пожал протянутую руку. — А, разведка, вечные конкуренты.
— Кончилась, похоже, наша конкуренция, — хмыкнул Вольский. — Сейчас наш «богоносец» быстро злаки от плевел отделит.
— Или, точнее сказать, агнцев от козлищ, — заражаясь его бесшабашным весельем, ухмыльнулся Стас. — Агнцев, как им и положено, на костёр.
— А козлищ рядом с собой за стол, — подхватил Кирилл. — Агнцев жрать.
— Посмотрим, кто кого раньше сожрёт, — зло оскалился Сизов.
Вот, сразу видно, разведчик. Исключительно правильное понимание ситуации. Только, в отличие от него, не ведает, что через несколько дней самодержец подпишет отречение, а в Зимнем дворце рассядутся новые «хозяева жизни», ни черта не понимающие в том, что сами же и натворили. Да, полно, так ли уж не понимающие? Может, как раз, понимали? Как молодые «реформаторы» его родных девяностых, с радостным хрюканьем сметавшие всё, что было построено до них. Под глубокомысленное бормотание Горбатого.
Иногда, если убрать из картины небольшую деталь, она выглядит полным абсурдом. Как в том анекдоте про прапора и звёздочки: убери их — дурак дураком, а так — товарищ старший прапорщик. И перестроечные «реформаторы». Смотришь — полный бред, а присовокупи к этой картинке заокеанские бабки, и вовсе даже агенты влияния. Может, и эти так же. Ну, если не все, то какая-то часть. Не такая уж бредовая версия, если вдуматься.
— Подвезите к штабу, если не торопитесь.
— Теперь уже не тороплюсь, — пожал плечами Стас. — Обратно в тот район ехать, точно, не стоит.
Он подрулил к подъезду Генштаба.
— Честь имею, — склонил голову Вольский.
— Честь имею, — привычно отозвался опер и взялся за рычаг.
— Послушайте, — вдруг остро глянул Кирилл. — Про вас в Генштабе легенды ходят, что вы по прогнозам сущий пророк. Не поделитесь секретом?
— Сорочьи яйца в детстве ел, — отшутился Стал и тронулся с места.
Вот, даже, как! Ни много, ни мало, легенды?
А в это самое время на скромной квартире рабочего Алилуева Сосо, сидя на кухне, неторопливо прихлёбывал чай.
— Ты мне вот что скажи, Иосиф, — хозяин дома, отставив чашку, испытующе смотрел на квартиранта. — Это, вот, ну, то, что сейчас творится. Это и есть твоя революция? Ты только посмотри, что они вытворяют! Ведь бандитизм сплошной! Я понимаю, когда эксплуататоров били. Они сколько с нас крови выпили. А вчера на Литейном новобранцы Петьку Сычёва насмерть забили. У него отец с матерью на нашем заводе работают. Он на войне с первого дня, до прапорщика дослужился, «Георгия» после ранения получил. Отпустили на пару дней родителей повидать. За что?! Эти молодые, пьяные, хари поперёк себя шире. Чем он-то провинился? Что кровь проливал, пока они тут морды наедали?
— Что я тебе скажу, Сергей? Конечно, неправильно это. Только, при чём тут революция? Я столько лет людей агитировал, ты когда-нибудь от меня слышал, чтобы я людей убивать призывал?
Большие глаза Надежды с тревогой смотрели то на отца, то на Сосо.
— Так, ведь, они тоже кричат «Долой царя!»
— Слушай, если кто-то крикнет «Долой самодержавие!», а сам на большую дорогу с кистенём пойдёт, ты тоже с меня спрашивать будешь? — удивился Иосиф. — Мы, большевики, к беспорядкам этим никакого отношения не имеем. Это сами же генералы воду мутят. Дворяне, помещики, фабриканты. Ты, что, думаешь, им царь нужен?
Алилуев озадаченно уставился на Сосо.
— Что же, по-твоему, они с нами заодно?
— Слушай, что за странный вывод? Почему заодно? Мы хотим, чтобы рабочий класс хозяином был на тех фабриках, заводах, где он работает. Мы справедливости хотим. Нам царь не нужен. Они совсем другие цели преследуют, но им тоже царь не нужен. Почему ты нас с ними под одну гребёнку стрижёшь?
Стали неторопливо отвечал отцу Надежды, и ни один человек на свете не смог бы понять, что мыслями он был совсем далеко отсюда. Когда Станислав сказал ему, что он из будущего, он ему поверил. Потому что другого объяснения просто не было. А если и было, то он до него не додумался. Очень вовремя он его из ссылки вытащил. И Инга эта. Сосо любил женщин, что в этом удивительного? Они отвечали ему тем же. Уложить любую в постель для Сталина никакого труда не составляло. И ему очень понравилась посланница Станислава. Но, увидев её жёсткий взгляд, он сразу оставил эту мысль, поняв, что здесь номер не пройдёт.
— Я не люблю мужчин, — спокойно пояснила она.
Сосо мгновенно чувствовал, когда человек врёт. С нею, как и со Станиславом, он сразу понял, что ему говорят правду. Он мысленно выругался, и мысли его обратились к более насущным делам. Старик у себя в Женеве засуетился, рвётся сюда, всех письмами достаёт. У него собачье чутьё, значит, Станислав говорил правду — началось. Неужели германское правительство, и в самом деле, его пропустит? Хотя, чему тут удивляться? Им только на руку, если здесь начнутся беспорядки.