Число Приапа

Плещеева Дарья

Кнаге объяснил ему, что чем выше человек, тем больше у него шаг. И если речь идет о десятке шагов, то разница большой роли не играет. А в письме – отнюдь не десятки. – «На картине, которую ты, несомненно, сохранила, есть потешное изображение языческого бога Приапа. Шесть букв на постаменте означают цифры. E – 3, D – 5, B – 2, C – 6, I – 9», – прочитал он вслух свое собственное творение. – И получается, что крохотная ошибочка в полдюйма, помноженная на триста пятьдесят два шага, даст нам… – Заткнись! – рявкнул фон Альшванг. – Что там сказано? Вниз? Куда – вниз?

На картине «приап» стоял на крошечном холмике, поросшем дикой малиной. Вниз можно было двигаться в любую сторону.

– К усадьбе, мне кажется. Ведь усадьба чуть ниже этого места, в долине, – предположил Кнаге, которому и самому было любопытно, что означают указания в письме фон Нейланда.

Баронов племянник, недолго думая, пошел к усадьбе. Видимо, он считал шаги про себя. Остановившись, он четко, как кавалерийская строевая лошадь, повернул направо. Там идти оказалось дольше. И оказался фон Альшванг перед небольшим прудом, выкопанным за конюшней, у которого обычно купали лошадей.

Всякому разумному человеку ясно, что вода в пруду, на берегу которого имеется порядочная навозная куча, чистой быть не может. Но у фон Альшванга на радостях, что хоть что-то нашлось, помутился рассудок.

– Старый черт все точно рассчитал! Сокровища – на дне! – восклицал он.

Кнаге скрипел зубами, чтобы не расхохотаться.

Устроили военный совет. Фон Альшванг предлагал лезть в пруд немедленно. Кнаге его успокаивал и предлагал перемерить расстояние. Естественно, победил фон Альшванг и погнал в пруд парней.

Воды там было – рослому человеку по грудь. Парни, как оказалось, плавать умели, а нырять – нет, оба выросли на берегу крохотной речушки, где нырнуть было почти невозможно. Погружаться в грязную воду с головой они боялись. Сколько фон Альшванг ни грозил, ни упрашивал, они отказывались. Наконец они замерзли в воде, и баронов племянник позволил им выйти на берег.

– Ничего страшного не случилось. К тому же мы узнали, что пруд мелкий. Мы за день найдем лопаты, грабли и вилы, – обещал ему Кнаге, – мы прочешем все дно вдоль и поперек. А теперь пусть милостивый господин идет спать.

С большим трудом препроводив баронова племянника на мельницу, он сперва притворился спящим, потом выскользнул из сарая.

Клара Иоганна ждала его в ближайшей корчме, а ближайшая была на расстоянии мили. Кнаге шел к невесте больше часа и порядком устал.

– Ты постарайся сделать так, чтобы он сам залез в пруд, – посоветовала невеста, выслушав подробный доклад. – Тот, кто промокнет ночью, обязательно схватит горячку. Нужно сделать так, чтобы он заболел и несколько ночей провел в постели. А мы за это время откопаем клад.

– Как будет угодно госпоже.

– Дурачок! Совсем скоро я буду называть тебя своим господином…

Кнаге обрадовался, распустил было руки, получил по рукам – и поплелся в обратный путь.

Ему не пришлось особо стараться – на следующую ночь, когда парни, истыкав все дно пруда вилами и взбаламутив граблями, доложили, что никаких футляров из оленьей кожи там нет, фон Альшванг заорал на них, разделся и в одних подштанниках полез в грязь. Он-то как раз умел нырять, но давно, в детстве. Кончилось тем, что баронов племянник нахлебался воды, его вывернуло наизнанку, и он с большим трудом выбрался за берег.

Но на крик прибежали полуодетые солдаты с факелом, пришлось скрываться, улепетывать в потемках, сидеть в кустах, причем Кнаге не сильно из-за этого страдал, а мокрый фон Кнаге, как и желала Клара-Иоганна, основательно замерз. К тому же, удирая, кладоискатели оставили шведам в добычу башмаки фон Альшванга.

Кнаге получил от невесты незаслуженный поцелуй – первый за все время. Он не сделал ничего, чтобы уложить фон Альшванга в постель, это само получилось, но простуда тут сыграла не главную роль – человек, заполучивший в желудок такую водичку, дня два-три будет маяться, то и дело бегая в кусты и все больше слабея. Так что на третью ночь, дав шведам время успокоиться, Клара-Иоганна, Кнаге, Вильгельм-Карл, Вайсберг и кучер пошли к воображаемому «приапу».

Тут тоже встал вопрос о длине шага и о цене ошибки. Но умная Клара-Иоганна, подумав, нашла отгадку.

– Вряд ли господин фон Нейланд имел в виду шаги. Должна быть единица измерения, на которую длина ног не влияет.

– Локоть или фут? – спросил Кнаге.

– Да.

Стало ясно, что нужны две длинные веревки – одна в десять футов, другая в десять локтей. Причем точность требовалась изрядная – в том письме, что оставила себе Клара-Иоганна, буквы «EDBCIC» переводились в такие цифры – 842 и 393.

– Это, должно быть, футы, – вглядываясь в темноту, решил Кнаге. – Если отсюда отмерить восемьсот сорок два локтя, то мы, скорее всего, должны будем пройти сквозь дом фон Нейланда и выйти где-то в саду.

– Ты прав. Где же взять образец фута? – Клара-Иоганна задумалась. – Ближайшая лавка с тканями или с веревками – в Гольдингене, а там уже шведы… Но я поеду туда! Я куплю деревянный фут – или мне его вырежут из дерева под моим присмотром. Едем немедленно, к утру мы будем там.

– Лучше пусть сразу отмерят десять футов веревки, – посоветовал Кнаге. – Но с точностью до сотой доли дюйма.

Азарт Клары-Иоганны уже немного пугал его. Женщина должна быть страстной в постели – так полагал Кнаге, а тут страсть разбудили деньги. Да и какую! Эта страсть гнала женщину по опасным в военное время дорогам, в город, захваченный неприятелем. Клара-Иоганна даже не беспокоилась о том, что случится с пятнадцатилетней дочкой, если она попадет в беду.

– Но отчего он выдумал считать такие расстояния от «приапа»? – спросила невеста. – В чем смысл? В том, чтобы надежно спрятать свое имущество, смысл есть, но в том, чтобы спрятать его на расстоянии полутысячи шагов от «приапа», – нет! Тем более, что и «приапа»-то не существует! И мы, считая шаги или футы, не имеем точного места для отсчета…