Число зверя

Кастнер Йорг

– Что?

– Он сказал, что я должен это знать.

– И что же вы должны знать?

– Петр…

– А дальше?

– Это были его слова. Больше он ничего не сказал.

– Петр, – тихо, почти благоговейно повторил Финчер, казалось, прислушиваясь к звучанию этого слова. – Но кто такой Петр?

Пауль сделал беспомощный жест, в то время как Луиджи подал на стол маринованного лосося.

Когда официант снова ушел, Финчер спросил:

– Понимал ли Анфузо, что говорит?

– Мне показалось, что да. Если бы он бредил,

то, наверное, не стал бы говорить, что я обязательно должен это знать.

– Он узнал вас?

– Он назвал меня по имени.

Финчер, кажется, не обращал ни малейшего внимания на лосося, аппетитно расположившегося на тарелке. Задумчиво глядя в пустоту, он несколько раз тихо повторил:

– Петр.

Затем тяжело вздохнул.

– Мы не можем догадаться, что имел в виду Анфузо. После имени ведь можно поставить любое другое слово, любую часть речи. Может, вчера вечером он еще что-то сказал и это могло бы нам помочь?

В это время за рояль, стоявший в глубине зала, сел молодой человек во фраке и начал играть Шостаковича, а Пауль снова вызвал в памяти сцену, происшедшую в иезуитской церкви накануне вечером. Он увидел перед собой лицо отца Анфузо, голова которого напоминала череп мертвеца. Теперь, когда Анфузо действительно был мертв, это сравнение показалось Паулю неприличным. Он снова услышал шепот иезуита.

– Он говорил что-то о тучах, которые нависли над нами. Отец Анфузо, похоже, опасался чего-то плохого, и это касалось и меня. Он упомянул брата и, кажется, посоветовал довериться ему.

– Людовико? – охнул Финчер. – Этого еще не хватало!

Пауль не был знаком с Людовико Анфузо. Он попытался вспомнить о том, что знал только по слухам. Все случилось уже после того, как он покинул Италию.

– Брат отца Анфузо тоже был иезуитом, но его исключили из ордена, если не ошибаюсь.

– Вы не ошибаетесь, Пауль, – ответил Финчер, и злость в его голосе дала понять, что генеральный секретарь не питал теплых чувств к Людовико Анфузо. – Он занимался экзорцизмом – и все еще занимается, насколько я слышал.

– Но ведь экзорцизм одобряется Святым престолом.

– В последние годы больше, чем раньше. Однако Людовико Анфузо занимался этим в то время, когда официальное отношение Святого престола к экзорцизму было весьма неодобрительным. Кроме того, во время сеансов произошло несколько неприятных происшествий. Некоторые из его подопечных, кажется, потеряли рассудок. Однако он не пожелал признать себя виновным, несмотря на увещевания. Ордену не оставалось ничего иного, кроме как исключить его из нашего общества, хотя бы для того, чтобы не дискредитировать Общество Иисуса в глазах Святого престола.

– Экзорцизм – весьма противоречивая, но очень интересная сфера деятельности.

Генеральный секретарь, казалось, удивился.

– Вы тоже этим занимались?

– Только в теории. Работа экзорцистов всегда зачаровывала меня. Но вы, разумеется, правы, это очень сложное и ответственное задание. Человек, не доросший до его выполнения, может стать причиной большой беды. – Пауль потянулся к бокалу. – Джакомо Анфузо был очень осмотрительным человеком. Невозможно поверить, что у него такой брат.

Финчер кивнул.

– Вряд ли можно представить себе более разные характеры. Говорил ли вам отец Анфузо, насколько его брат посвящен в его дела?

– Вообще не посвящен, если я правильно его понял. Одно время Джакомо Анфузо думал об этом, но затем стал сомневаться в том, можно ли доверить брату тайну.

Генеральный секретарь, похоже, вздохнул с облегчением: разговор о Людовико Анфузо, должно быть, действительно был ему неприятен.

– Вместо этого он предпочел довериться вам, Пауль. Или, по крайней мере, собирался так поступить. Кто еще мог знать, что он назначил вам встречу у Сан-Ксавье? И вообще, почему он решил назначить вам встречу именно там?

– Наверное, во время нашего разговора он вспомнил прежние времена. Кроме того…

– Да?

– Сейчас мне на ум пришло замечание, которое отец Анфузо сделал в Иль-Джезу. Из него следует, что между пожаром в сиротском приюте и обстоятельством, из-за которого он хотел поговорить со мной, существует какая-то связь. Я только сейчас подумал об этом, полиции я ничего не говорил.

После того как Луиджи подал фарфалле, Финчер спросил у Пауля:

– Кстати, как полицейские отреагировали на то, что у них появился новый консультант?

– Синьор Компаньи, начальник полиции, просто в восторге от этой идеи. Но мне показалось, что он единственный на всем Квиринале так на нее отреагировал. – Мысли Пауля вернулись к событиям, происшедшим несколько часов тому назад. После посещения прозекторской он еще довольно долго беседовал с Альдо Росси и Клаудией Бианки в их кабинете.

Особой симпатии они к нему не выказали, беседа прошла в лучшем случае по-деловому. Пауль ответил на многочисленные вопросы полицейских о том, что касается иезуитов и упоминания числа дьявола в Откровении Иоанна Богослова, однако у него создалось впечатление, что Бианки и Росси не так щедро поделились с ним сведениями.

Финчер одобрительно улыбнулся.

– Полицейские скоро к вам привыкнут. Они должны радоваться, что им дали не отрешенного клирика, а такого энергичного человека, как вы. В конце концов, мы, иезуиты, известны тем, что умеем работать. Знакома ли вам история о четырех членах монашеских орденов и коротком замыкании?

– Нет, но думаю, сейчас я ее услышу.

– Четыре члена монашеских орденов – бенедиктинец, доминиканец, францисканец и иезуит – обсуждают поздним вечером религиозные вопросы. Вдруг в комнате гаснет свет! Что делают эти люди? Бенедиктинец начинает читать молитву, доминиканец делает доклад о дуализме света и тьмы, а францисканец хвалит Бога за то, что Тот послал человеку милостивую, окутывающую все темноту.