Чистилище СМЕРШа. Сталинские «волкодавы»
Шрифт:
По следам голубоглазого зверя
Это случилось коротким зимним днем 29 января 1943 года в Сталинграде. Во время прочесывания освобожденной территории города разведывательно-поисковая группа одного из полков Южного фронта в кирпичных развалинах школы обнаружила человекоподобное существо, одетое в грязные лохмотья. Вместо обуви ступни ног были замотаны в обрывки детского одеяла. На плечах болтался прорванный и прожженный в нескольких местах припорошенный известкой и бетонными мелкими осколками тулуп. Голова его была замотана в грязный женский платок, покрытый терракотовой
Только по замусоленным погонам и нашивкам на порванном мундире они догадались, что перед нашими воинами стоит немецкий полковник. С ним был небольшой потрепанный кожаный чемоданчик, в котором лежали карта и исписанные мелким убористым почерком общие тетради.
Пока окоченевшего пленного вели в штаб к военным контрразведчикам, полковник сразу же приободрился — как-никак его вытащили из могилы, где он должен был бы замерзнуть.
— Этот тип, товарищ капитан, мне кажется, по вашей линии. При нем вот и чемоданчик, который может заинтересовать вашу службу, — пояснил один из разведывательно-поисковой группы.
— Ну что ж, молодцы! И его проверим, и с документами разберемся, — ответил старший оперуполномоченный капитан Федоров.
Скоро Федоров установил, что военнопленный — это командир 134-го пехотного полка вермахта полковник Бойе.
«Здесь, на Сталинградской земле, — подумал военный контрразведчик, — все они, некогда лощеные, высокомерные и наглые, полковники и генералы, я уж не говорю о солдатах, становились смирными, суетливыми и угодливыми».
На карте, изъятой из чемодана, немец расторопно и охотно стал указывать места расположения огневых позиций его части, оборонительных рубежей батальонов и их штабов, которые перестали уже существовать. Полковнику теперь нечего было скрывать — трехсоттысячная Сталинградская группировка немцев перестала существовать. В ходе проведения наступательной операции наших войск «Уран» и операции «Кольцо», целью которой являлась ликвидация окруженных гитлеровских войск во главе с командующим 6-й полевой армией фельдмаршалом Паулюсом.
В ходе победоносного завершения этой операции было только подобрано с полей сражения более 140 тысяч убитых непрошеных гостей. А скольких врагов Сталинградская земля не показала, спрятанных в осыпавшихся траншеях и погребенных под обломкам обрушившихся стен зданий в городе. В плен попало более 91 тысячи человек, в том числе свыше 2,5 тысячи офицеров, а также 24 генерала.
Допрос подходил к концу. Полковник, хлебнувши горячего чая, стал уже успокаиваться. Но вдруг из чемодана военный контрразведчик высыпал на стол документы — тетради и фотографии. Бойе напрягся и задрожал — понимал, что последуют вопросы, на которые нужно будет честно отвечать. Он, конечно, мог слукавить, но его бы сразу же разоблачили документы, писанные собственной рукой, и фотодокументы.
Немец, наверное, проклинал себя за ту тщеславную мысль, толкнувшую его в эпистолярном жанре обратиться к потомкам в ходе событий на оккупированных территориях Украины и России, где его подчиненные не сражались, а хозяйничали и упивались властью. Да, он со своими палачами из 134-го пехотного полка больше воевал с мирным
Капитан Федоров придвинул лампу поближе к документам и стал внимательно, сначала молча, пробегать по строчкам.
«По всей видимости, он знает немецкий язык, — подумал Бойе. — Да, вопросы неизбежны».
Тетради составляли своеобразный дневник полковника. Это был материал для готовой пропагандистской книги, которая встретила бы одобрение самого Геббельса. На каждой обложке его записей красовался отрезок боевого пути части с одной и той же надписью — «История 134-го пехотного полка, или Борьба немецкого мастера против Советов».
Документы же штаба и вся канцелярия давно сгорели или остались лежать вместе с ее обитателями под кирпично-бетонными развалинами школы. Вот что писал полковник в своей книге:
«…проезжаем старую немецкую границу. Мы в Польше. Везде видим евреев. Уже давно пора, чтобы эта страна перешла в порядочные руки империи.
…22 июня полк занимает укрепления, еще одна ночь, и тогда начнется невиданная борьба порядка против беспорядка, культуры против бескультурья, хорошего против плохого. Как мы благодарны фюреру, что он вовремя заметил опасность. Еще только одна ночь!
За рекой Буг стоит враг. Стрелки часов медленно движутся. Небо розовеет. Три пятнадцать! Ударила наша артиллерия. Огонь ведется из сотни стволов. Передовые группы бросаются в лодки и переправляются через Буг. Бой начался! Неожиданный удар удался — другой берег наш! Звучат выстрелы. Здесь горит дом, там соломенный стог. Первое сопротивление сломлено. Теперь вперед, дальше!»
Пройдет всего месяц и тон несколько поменяется. «Мы все удивлены, как выглядит Россия. У многих пропала надежда на хлебный рай на Украине. Мы возмущены тем, что увидели в этом «раю» Советов. Полное бездорожье. Крытые соломой глиняные домишки с маленькими окошками. Кроме полуразрушенной халупы, пары курей и одной свиньи, крестьянин ничего не имеет. И это называется рай Советов?!»
С другой стороны, все большее изумление вызывало у Бойе растущее сопротивление советских воинов. Особенно ночные атаки окруженцев, не желающих сдаваться на милость оккупантам и делающих все возможное, чтобы вырваться.
А вот к концу 1941 года от былой уверенности у автора дневника не остается и следа:
«…противник укрепляется. Продвижение все ухудшается. Мы застреваем по колено в грязи. Машины и повозки безнадежно вязнут или скатываются на обочину. Днем и ночью слышны крики и ругань…»
Военный контрразведчик перестал читать дневниковые записи, затем тряхнул бумажный пакет, и оттуда посыпались черно-белые фотографии разных размеров. В них кровавые сцены: горящие дома, отрубленные головы, повешенные на деревьях и телеграфных столбах, разрушенные церкви, истерзанные тела мирных граждан, массовые сцены расстрела цивильных в затылок, штабеля из трупов, полевые крематории, работающие на срубленных деревьях, и прочее варварство.
— Это не я, это не я, эти все фотоматериалы принадлежат обер-лейтенанту Эверсту… это он, — скороговоркой бубнил испуганный полковник.