Чисто компьютерное убийство
Шрифт:
Когда он, запыхавшись, добрался до десятого вагона, объект его страсти уже попрощалась с провожавшими ее все теми же двумя женщинами и мужчиной и вошла в вагон. Сергей успел вскочить в тамбур, оттеснив проводницу, и, протянув крайне удивленной Зинаиде Петровне цветы, неожиданно прикоснулся губами к ее щеке:
— Телефон! Ваш московский телефон?
До нее, наконец, дошло. Она сунула руку в сумочку и протянула, по-видимому, заранее приготовленную визитку. Он сжал ее руку, поднес ее к своим губам и, утонув на миг в этих бездонных блестящих глазах, спрыгнул на перрон. Поезд набирал ход. Так красиво начиналась одна из многочисленных, порой не менее красивых поначалу любовных историй.
Вернувшись уже последним поездом метро к себе домой, он
Гаврилов уже засыпал, когда мозг продырявила внезапная догадка. Торлин! Какая знакомая фамилия. Стоп! Да ведь это же начальник управления по кадрам их военного ведомства! Неужели такое совпадение? Как его инициалы-то? К. Н. Ты смотри, и это сходится! Вот повезло, так повезло! Кажется, привалило по-настоящему. Все-таки «пруха» ему действительно была. Воспаленное сознание рисовало ему картины прекрасного будущего, и сон не сразу одолел его.
А утром по пути на работу он спокойно обдумывал сложившуюся ситуацию и решал, самому ли ему позвонить первому в Москву, или дождаться, пока созреет для этого Зинаида Петровна. К этому времени на его погонах, которые он почему-то носил не всегда, и даже очень редко, было три маленьких звездочки старшего лейтенанта.
Гаврилов позвонил в середине дня, в обед, со служебного телефона. Московский номер долго отзывался длинными, часто повторяющимися междугородными гудками, пока, наконец, в трубке не раздался еще не забытый им за ночь низкий скрипучий со сна тембр ее голоса:
— Да, я слушаю. Кто это, говорите. Это же вы, Сергей Ильич! Я же вижу, что это вы!
— Конечно, это я, — взбодренный ее проницательностью, отозвался Сергей. — Как вы доехали?
— Ах, спасибо! Нормально доехала, только спала плохо. Вы не чувствуете в этом своей вины?
— Не чувствую, но виноват. Я со службы, Зинаида Петровна, — уловив в голосе собеседницы удовлетворение оттого, что он ей позвонил, Сергей справедливо решил до предела укоротить разговор. — Рад, что у вас все в порядке. Не забывайте нас. Ну, до звонка! — и положил трубку.
В этот день он был в приподнятом настроении, в обед в буфете много шутил, смеялся, рассказывал коллегам-сослуживцам всякие веселые истории и часто поглядывал на сновавшую за буфетной стойкой Аллу, которая отнесла повышенный тонус Гаврилова на свой счет. Однако с этим она сегодня ошиблась — старший лейтенант после рабочего дня ее не пригласил.
— Какой вы самоуверенный молодой человек, — сказала вечером телефонная трубка на письменном столе в однокомнатной квартире у метро. — Не начав разговор, кладете трубку. А вдруг я бы обиделась и не позвонила?
— Ну, что вы, что вы, Зинаида Петровна! — Сергей ликовал. Его тактика работала как эталонные атомные часы, точно и надежно. — Просто днем вынудили обстоятельства прервать разговор. Служба. А я человек подчиненный.
— И где вы, интересно, служите? Если не секрет, конечно.
— Конечно, секрет, прекрасная Зинаида Петровна, — решил подкинуть пороху в разгорающийся костер их отношений Сергей, — но если мы с вами когда-нибудь увидимся, то я вам смогу все доложить.
— Ну, увидимся мы или нет, зависит от вас. — Она была явно польщена эпитетом «прекрасная» и дала это понять, поощрив его дальнейшим: — Хотя было бы действительно интересно взглянуть на вас при нормальном освещении…
Так продолжалось в течение почти месяца, пока Гаврилов не выбрался вроде бы по служебным делам в Москву. Там, наконец, их отношения были закреплены теми действиями, которые принято называть занятиями любовью. Затем либо она приезжала в Петербург, и Сергей выкраивал для нее часы, отодвигая все запланированные встречи своего любовного ряда, либо наведывался в столицу. Все эти их встречи начинались и заканчивались одним — постелью. Она получала от этого утоление страсти и огромное физическое наслаждение, а он — очередные звания и звездочки. К ее глазам он уже присмотрелся, попривык и уже не тонул в них при взгляде в упор, а так, слегка купался. Но даже при таком неглубоком погружении добрел до звания капитана первого ранга и должности заместителя командира серьезного военно-научного подразделения. И при этом поразительно легко прошагал лестничный пролет научной лестницы от кандидата до доктора наук. В соответствующих высоких кругах о нем уже всерьез поговаривали как о реальном претенденте на вакансию члена-корреспондента Академии наук.
Остановка на достигнутых рубежах произошла из-за нелепой случайности. Однажды, во время его очередного наезда в Москву, они встречались у нее дома, а утром Сергей собирался уже уходить. Зинаида Петровна повернула ключ в входной двери, взялась за ручку, чтобы ее распахнуть, и вдруг… на пороге возник адмирал Торлин, неожиданно вернувшийся домой. Так «пруха» совершенно случайно превратилась в «проруху».
Стиль жизни Сергея Ильича допускал подобные казусы, и они в его практике походов по чужим женам бывали, и неоднократно. Бывал он и бит, и оплеван. Но это все дела минувших дней. А в этот раз немая сцена оказалась действительно немой. Правда, обошлось без мордобоя, адмирал только в немом бешенстве потряс рогами и ни разу даже не выстрелил. Зинаида Петровна лежала без чувств прямо на полу в прихожей, а Сергей Ильич рационально использовал предоставленные ему судьбой пару секунд замешательства, чтобы с достоинством застигнутого в чужом огороде козла удалиться.
Перевод его на адмиральскую должность руководителем другого подразделения, который практически во всех инстанциях уже был согласован, не состоялся. Но то, что он уже имел — пост заместителя по научной части и звание капитана первого ранга — осталось при нем. И это было совсем неплохо, в сложившейся ситуации…
У Сергея Ильича не имелось биологического счетчика его многочисленных половых контактов, и, между тем, его можно с полным правом считать однолюбом. Почему? А потому, что у него были десятки Тань, Наташ, Галин, Вероник… но только одна Люба. Да, Люба Яропольская. Их давние отношения протекали как бы в фоновом режиме: у нее были, как она выражалась, свои мужики, а у него — свои бабы. Ее мужики служили ей для заполнения длительных пауз в их отношениях, а ему женщины нужны были постоянно и каждый раз новые.
Гаврилов познакомился с ней у художников, о которых она делала телепередачу. После первой ночи они, как ни странно, стали встречаться регулярно. Редко, но регулярно. В какой-то момент Люба забеременела, но призналась в этом Сергею лишь тогда, когда прерывать беременность по медицинским меркам было поздно. Раздосадованный и обозленный Гаврилов настоял на аборте. В результате Любовь лишилась главного для женщины — возможности стать матерью. И хотя после этого они так же с редкой периодичностью продолжали встречаться, у Любы порой возникало к нему неосознанное чувство ненависти.