Чисто семейное дело
Шрифт:
Эльфы от природы наделены отличной образной памятью. Но все-таки не настолько, чтобы помнить каждую мелочь по прошествии стольких месяцев. Скорее всего, и дуб был не тот, и горка совсем другая, и Энка спорила не о чуме, а о холере… Но разве в этом суть? Главное, они были вместе. Ах, как же хорошо им было тогда! Какой простой и счастливой казалась жизнь, несмотря на смертельную опасность, грозившую Миру! Вернутся ли эти прекрасные дни? Будет ли Судьба милосердна, позволит ли друзьям воссоединиться? Или злое одиночество станет ему вечной расплатой
Он пытался отвлечься беседой с возницей. Но слишком мало находилось общих тем, да и интеллектом бедный селянин оказался под стать своей коняге Альме, а никак не ученому эльфу. О чем бы последний ни пытался завести речь — о погоде, о видах на урожай, о народных традициях — возница все сводил к одному: «До войны-то жисть была куда как лучше!» При этом даже не мог уточнить, какую именно из череды последних войн он имеет в виду. Наконец Аолен совершенно отчаялся найти с ним общий язык и решил страдать молча. А впереди оставалось еще много, много часов пути…
Но верно, это сами Силы Судьбы сжалились над своим наемником, ниспослав ему утешение.
— Помогите-е-е! На помощь, твари добрые-э! — уловило чуткое эльфийское ухо.
Звук шел откуда-то из лесу. Сначала он был слишком далеким, и возница не мог его слышать, только удивлялся, с чего это его беспокойный попутчик вдруг принялся крутить головой, подергивать ушами и порываться куда-то бежать. Неужто мороки напали? Тьфу-тьфу, чур меня, чур! Но звук приближался, и скоро селянин вынужден был признать:
— А ведь правда ваша, господин хороший! Орут в лесу-то! Не иначе, тати когось сцапали! Вот времена пошли — средь бела дня озоруют! Рази до войны такое-то бывало?!
На последний вопрос, в устах возницы чисто риторический, Аолен мог бы ответить со всей убежденностью: бывало, сплошь и рядом. Разбойники Срединных герцогств во все времена славились своей наглостью, и такая мелочь, как время суток, на график их работы не влияла. Но вступать в спор не было ни смысла, ни досуга — голос звучал уже совсем близко. Вернее, два голоса, один юношески высокий, другой чуть глуше, с хрипотцой:
— Спасите! Эй, кто-нибудь! Помогите, ради всех богов!
Аолен спрыгнул с телеги, обнажил меч и устремился назов. Он не знал, что ждет его впереди, с каким противником придется вступить в бой, но собственная безопасность в тотмиг его не заботила вовсе. Попадись на его пути разбойники, он был бы даже рад. Истерзанная муками совести душа жаждала разрядки, а что может быть для воина лучше, чем хорошая битва, такая, чтобы собственная жизнь висела на острие меча, чтобы рубить, резать, колоть и ни о чем больше не думать?!
Верно говорят в народе, с кем поведешься, от того и наберешься. Если бы кто-то из его соплеменников мог в ту минуту заглянуть в мысли Аолена, не поверил бы, что имеет дело с первородным, а не с беззаконной тварью из породы онэльнов. Потому что двигало им не подобающее благородной натуре
Но Судьба распорядилась иначе — разбойная кровь не обагрила в тот день лезвие его меча. Лесные братья давно покинули место своего злодеяния, и Аолену пришлось встретиться только с их жертвами.
К замшелому стволу старой ели, спиной к спине, были привязаны двое. Оба человеческого рода. Оба примерно одного возраста — очень юного, пожалуй, моложе Ильзы и Эдуарда. Но у одного — тонкое, одухотворенное лицо аристократа, у другого — простоватая круглая физиономия с веснушками на мясистом носу. У одного — чудесно сложенная фигура, другой похож на мешок с мякиной.
Как они были одеты? Судить об этом можно было только по исподнему. На толстом оно было богатым, на изящном — совершено роскошным: пошито из лучшего сехальского шелка, отделано драгоценным эттелийским кружевом. Просто чудо, что разбойники не позарились на этакую красоту! Видно, не разбирались в нижнем белье. А может, оказались на удивление добросердечными, не захотели еще и опозорить ограбленных.
Аолен горько усмехнулся про себя. Ему вдруг подумалось: как бы к такому предположению отнеслась Энка? Наверняка съязвила бы. «Любому парню куда менее зазорно оказаться перед посторонними вовсе голышом, нежели в бабском исподнем с кружавчиками» — вот как она сказала бы… Эльфу, сего живым воображением, показалось даже, будто он слышит ее голос…
А Орвуд непременно задался бы вопросом: сколько же стоила одежда ограбленных, если одно белье тянет на несколько золотых? Меридит молча отвернулась бы, чтобы не смущать, а Хельги…
— Помогите!!! Спасите нас, ради всех богов и демонов!!! Умоляю!!!
Отчаянный вопль изящного юноши вывел эльфа из раздумий, вернул к печальной действительности: он здесь один, друзья его далеко и неизвестно, живы ли… Ах, как же ему их не хватает!.. Но связанных все-таки нужно освободить. Не пропадать же им тут, в лесу! Они ведь не виноваты, что разбойники успели уйти и выместить накопившуюся злобу оказалось не на ком.
Пленники провели под сосной не один час. Освобожденные, они не смогли удержаться на ногах, попадали на четвереньки. Кое-как перевернулись, уселись на мох, принялись разминать затекшие конечности. Толстенький откровенно всхлипывал, изящный держался лучше, старался сохранить достоинство. Начал высокопарно:
— О почтенный! Позвольте выразить вам самую горячую благодарность за наше спасение! Верно, сами добрые боги ниспослали вас нам! О, если бы не вы! Страшно представить… — Он видно, в самом деле представил, и торжественности в его голосе поубавилось: — Если бы не вы, мы остались бы в лесу на ночь!.. Говорят, в этих краях полно упырей… — Тут нервы юноши окончательно сдали — он разрыдался.