Чистое золото
Шрифт:
— Это точно. Я его уважаю.
— Значит, и помочь не откажетесь.
— Я бы с открытой душой, да чем же я помочь могу? Вы, скажем, не с того боку подошли, а я еще меньше вашего понимаю, как нужно.
— Отец как-то говорил, что вы хотите в нашей школе сдать экзамены за десятилетку. Вот и учебники я у вас тут вижу…
Санька замялся:
— Если без прикрас, Антонина Николаевна, не так я хочу, как начальство мое. А мне, извините, кажется, что пустая это затея. Николаю Сергеевичу, конечно, не
— Знаю, знаю. Отец говорил, что большие успехи делаете.
— А это тоже просто не дается. Надо подумать, как работу организовать, поразмыслить, как говорится… Теперь вот большое дело затеваем при поддержке Николая Сергеевича.
— А что такое?
— Хотим, знаете, весь прииск поднять. На выполнение годового плана к Октябрьской годовщине, — торжественно сказал Санька.
— Здорово! — Тоня с уважением поглядела на Маврина. — А выйдет, Саня?
— Должно выйти. Прикидывают так и этак. Парторг считает, что ежели захотим — сможем.
— Ну вот, ну вот, — заволновалась Тоня, — вы зачинщик такого дела, передовой рабочий, а с образованием у вас плохо.
— Из возраста я вышел… — замялся Маврин, — да, по правде сказать, работенка наша нелегкая. Придешь домой — отдохнуть, погулять охота, а тут сиди учись. Вот с будущего года школу рабочей молодежи обещают открыть — может, тогда, с ребятами вместе…
— Саня, — сказала Тоня, придвигаясь к Маврину с таинственным и значительным видом, — а если не в будущем году, а сейчас? С ним, с Павлом?
— Вот вы что задумали! — воскликнул Санька. — Понимаю… На его, так сказать, ответственность! Помолчите, Антонина Николаевна, не говорите, прошу вас, ни слова!
Он запустил пальцы в мокрые волосы и разрушил тщательно сделанную прическу. Потом вскочил, достал из кармана висевшей на вешалке куртки папиросу и закурил. При этом он хмурился, кусал губы, глядел в упор то на гитару, то на окно, а Тоня не мигая следила за ним.
Наконец Санька тщательно потыкал окурком в пепельницу, стряхнул пепел с новеньких брюк и сказал:
— Ученье — нож для меня острый, Антонина Николаевна. Но для друга — постараюсь…
Тоня тепло улыбнулась:
— Только это ведь аккуратно нужно, Саня. Без пропусков, как на работу.
— Не стращайте. Сам понимаю, что тяжело будет.
— Пойдем, — сказала Тоня вставая. — Шахматы отложишь до другого раза.
— Куда?
— К Иллариону Рогальскому сначала, а потом к Бытотову, секретарю школьного комсомола.
На другой день к Заварухину пришел Илларион. Павел был тих и молчалив. «Пожалуй, весь пыл из него во вчерашнем разговоре с Тоней вышел…» — подумал Рогальский.
— На учет мы тебя как комсомольца взяли, — сказал он деловито, — а вот комсомольского поручения до сих пор никакого не дали. Это плохо.
На лице Павла отразилось живое беспокойство:
— Что же я теперь могу, Илларион?
— Комитет тебя обязывает через год сдать экзамен на аттестат зрелости и помочь повторить курс семилетки Александру Маврину — забойщику.
— Учиться не буду, Лариоша, — глухо выговорил Павел. — Я Тоне объяснял уже.
— То, что ты Тоне говорил, твое частное дело. А я тебе решение комсомольского комитета сообщаю. Отказа не приму. Да ты при ребятах его и не повторишь. Они все сегодня будут у тебя.
Они промолчали до прихода товарищей.
Ребята вошли все сразу, в доме стало шумно. Толя Соколов выложил перед Павлом все свои приспособления и заставил его потрогать каждую фигуру.
— Постойте! Погодите! — говорил растерянный Павел.
Он вскочил с места. Руки его сильно дрожали.
— Годить, Павлуша, — только время терять, — спокойно возразила Нина Дубинская. — Имей в виду, что завтра я даю вам с Саней первый урок математики.
— Да ведь уедете вы… — пытался возражать Павел.
— Мы уедем — другие комсомольцы останутся.
— А доктор специальные учебники тебе привезет из Москвы!
— Как! И учебники заказали?
— Конечно. Это Надежда Георгиевна!
— И Надежда Георгиевна за то, чтобы я учился?
— Ты думал, что она будет против? Да она сама консультации тебе будет давать.
— И Петр Петрович!
— А ездить сюда?.. Ведь зима настанет…
— Договоримся с начальником гаража. Шоферы помогут. Трескин и Малеев по два раза в день мимо ездят.
— Ребята! Ребята! Как же вас… Что же вы делаете со мною?..
Павел тяжело опустился на скамейку и закрыл лицо руками.
— Ты не волнуйся, старик, — с грубоватой лаской сказал Мохов. — И не подкачай уж, пожалуйста. Слышишь? Надеемся на круглые пятерки.
Глава четвертая
— Тоня! Кулагина! Я тебя к бутарке хочу поставить. Не возражаешь?
Андрей Мохов, загоревший до того, что его всегда румяные щеки казались сизыми, озабоченно смотрел на Тоню.
— Куда хочешь, Андрюша.
Они пошли по участку, где должен был начаться воскресник.
Мохов подвел Тоню к длинной бутаре.
— Работа тебе знакомая. Сейчас начнем… По местам! По местам, ребята! — зычно крикнул он.
— Погоди командовать, бригадир, — остановил его Кирилл Слобожанин, подошедший к ним вместе с Митей Бытотовым. — Значит, у тебя по списку вышли все? — спросил он Бытотова.
— Школьники-комсомольцы вышли на работу все, — отчеканил Митя, и Тоня сочувственно посмотрела на него.