Чистый кайф
Шрифт:
– Да? Это почему, интересно?
Она пожала плечами:
– Потому что ты первый музыкант, который здесь выступает. У меня, вообще-то, боксерский клуб, если ты не заметил.
Она обвела рукой фотки на стенах.
– Послушайте, – начал я. – Митя мне только что сказал, что вы сами предложили…
– Я слышала, что он сказал, – перебила она меня. – Толик, я не глухая. А вот ты, похоже, слепой.
Фрау сняла свои темные очки, закрывавшие половину лица, и слегка наклонила голову набок.
На меня смотрел человек из такого далекого и такого невозможного прошлого, что поверить в это мог бы, наверное, только вконец обдолбанный нарик.
– Не употребляешь больше? – спросила она. – Я ведь из-за тебя одного полицию вызвала. Мне тут проблемы ни к чему.
– Майка… – выдавил я. – Ты как это?.. Ты откуда?..
Тогда в Ростове, больше двадцати лет назад, из-за Майки замутилась реальная жесть. Память о ней вытравливал годами. Теперь все это, конечно, нахлынуло.
В отжившем, сука, сердце ожило.
Поэтому концерт пролетел как в тумане. Мы работали четко, все шло своим порядком, но перед глазами мелькали не только руки всех этих ребят из фан-зоны.
Я снова видел дебильного Майкиного брата Дёму, перепачканного в чужой крови Вадика, ростовскую братву девяностых, рыбок пираний в городском бассейне и маму со шприцем в руке.
Все это перемежалось образом новой немецкой Майки – с мотоциклами, боксерами и фоткой ее сына на столе. Она им очень гордилась. Это я понял. Майкин сын – чемпион. Этого она и хотела от жизни. Чемпионства.
А нас держала за лохов.
Но ментов местных вызвала, конечно, чтобы отомстить.
Того, что я с ней тогда сделал, не прощают. Никто бы не простил.
– Бля! Держи его! – заорал вдруг из левой кулисы Майкл.
Вот тут я вернулся в реальность. По сцене ко мне бежал толстый немец в белой футболке, а наперерез ему летел Миха. У немца рожа счастливая, он чует – сейчас будет тачдаун.
Но нихуя. От Майкла не убежишь. Он не таких ловил.
Бум! Столкнулись как два хороших регбиста. Зал заревел.
Надо бы спецом время от времени выпускать такого кабанчика. Народ любит махач. И Майклу тут равных просто нет. Сколько он их отпиздил, пока не присел за случайное убийство?
– Толян, прости, больше не повторится!
Да нормально все. Я читаю. Даже не сбился с дыхания. Главное – про Майку и про Ростов перестал думать.
Фан-зона поняла, что трек последний, и завела свое:
– Бу-стер! Бу-стер! Бу-стер!
Это значит – пора валить. Стартовый ускоритель свою задачу выполнил.
По пути со сцены заплутали чутка. Митя какой-то поворот перепутал, и мы залетели в тупик с огромными кофрами.
– Митя! Сусанин, бля!
Снаружи оказалось прохладно – почти декабрь. Воздуху на пороге маханул с духоты – как водочки уебал.
– Успеем?
– Конечно, Толян! Я водителю сказал, чтобы пёр под двести.
– А камеры на дорогах?
– Заплатим все штрафы, не проблема. Вылет через полтора часа. Должен успеть.
Я упал на заднее сиденье. Литовец наш за рулем смотрит на меня в зеркало.
– Ну что, Шумахер? – Я ему подмигнул. – Давай, братишка, жми на свою педальку. Меня дома ждут.
И он нажал. Минут через пять этой гонки по ночным улицам у меня в кармане ожил телефон.
– Привет, папа! – с экрана засветилось лицо дочки. – Как дела?
– Нормально, родная. Ты почему не спишь?
– Я уже легла, но потом придумала для тебя новое имя. Захотела сказать.
– Да? Ну, говори.
– Ты Папа-скайп.
– Ух ты…
– А еще Папа-фейстайм.
– Ничего себе…
– И Папа-вацап!
У нее лицо счастливое, как на днюху. Конечно… Сама такое придумала.
– По-моему, отличные имена.
– Правда? Тебе нравятся?
– Просто огонь.
– Я тоже сочиняю! Как ты!
– Нет, родная, ты намного круче. Мне такое не придумать ни в жизнь. Я тупой, ты же знаешь.
Она засмеялась, поцеловала ладошку и ткнула ею в экран.
– Пока, папа! Мы тебя ждем.
– Спокойной ночи. Утром приеду.
Я убрал телефон, отвернулся к окну и снова стал думать про Майку. Теперь про нее уже невозможно было не думать.
И про Ростов.
Май 1996, Ростов-на-Дону
В Чечне дело к тому времени шло на спад, но пацанов битых по ростовским госпиталям было еще навалом. Когда мы вышли из перевязочной, у двери их толпилось человек пятнадцать. Ждали своей очереди. У кого рука, у кого нога, у кого что. Перед отцом расступились молча, никто по уставу не приветствовал. На районе рассказывали, как офицеры в Чечне лютуют с солдатами. Понятно, что особой любви к звездам на погонах тут не наблюдалось.
– Ты куда? – буркнул он, увидев, что я повернул направо. – Выход не там.
– К Тагиру в палату зайду. Я обещал.
– Я тебе зайду! – Он схватил меня за рукав и потащил влево по коридору. – Я тебе так зайду – вторую руку лечить придется! Ты меня понял?!
Пацаны у перевязочной покосились на нас, однако ни зависти, ни сочувствия в их взглядах я не заметил. Офицерский сынок для них был такая же мерзота, как сам офицер, если не хуже. Капитана РВСН в отцы себе точно здесь никто не хотел. Генерала, наверное, еще можно было, но и генеральских детей, начиная с девяносто четвертого, в Чечне тоже побило немало.