Чмод 666
Шрифт:
— В смысле — интересует? — не поняла я.
— Я хочу сказать, что когда поступил в аспирантуру, а минуло тому уж почти десять лет, то самого академика мне так и не показали. Хотя он и был в тот момент назначен моим руководителем. Я, кстати, противился, как мог, поскольку не совсем представлял, как буду работать с девяностолетним старцем из-за присущей его возрасту слабости ума. Но дальнейшие события рассеяли мои сомнения.
— Он оказался очень даже остроумным?
— Да как вам сказать… Я вообще никогда не видел его лично, и не слышал его голоса даже по телефону. Скажу больше — все общение и переговоры происходили только через его сотрудников. Он уже очень-очень давно не появлялся на ученых советах и научных встречах. Даже на собственные
— Все-таки он далеко не молод…
— Мягко говоря, да, — с едкой иронией подтвердил Сергей Павлович.
— Тем не менее, это не мешает ему плодотворно и активно трудиться, — добавила я.
— Это вы о чем? — почему-то удивился мой собеседник.
— Ну, как же! А его работы? Монографии, статьи, книги… Тезисы на конференциях. За последние десять лет публикаций у него, как я узнала, штук сто по-моему…
— О, девушка… это не его работы.
— Как это не его? Ведь везде пишут…
— Мало ли что… Знаете, как пишется современная научная работа? Например, как делается статья?
— Как?
— Очень просто, — с этими словами Сергей Павлович взял лист бумаги и стал чертить на ней какие-то звездочки, видимо такая привычка помогала ему думать и говорить. — Кто-то проводит исследование на некую научную тему. Неважно, на какую именно, речь сейчас не об этом. Например — аспирант, дипломник или какой-нибудь младший научный сотрудник. Долго ли, коротко ли, но вот провел этот сотрудник серию экспериментов и получил некие результаты. Теперь показывает он их своему шефу — руководителю или завлабу. Иногда — это одно и то же лицо, но совсем не обязательно, так бывает не всегда. Непосредственный шеф смотрит, и дает добро на написание статьи. Или — вносит свои поправки и коррективы. Или — вообще велит все переделать заново. Это я упрощенную схему рисую. Так вот, после того, как исследование доведено до некоего логического завершения, и уже просматриваются ощутимые результаты, этот сотрудник садится за приведение сих результатов к виду удобному для публикации. Обсчитывает данные, строит графики, проводит статистическую обработку. Иногда работают сразу несколько человек — кто-то опыты ставит, кто-то статистику делает, кто-то литературу изучает, предшественников находит и литературный обзор по теме пишет. Ну, и так далее. В конце концов, некто пишет саму статью, куда включаются все эти наработанные материалы: цифры, таблицы, графики и схемы. Вначале вставляют историю вопроса и постановку проблемы, потом — описывают само исследование с результатами, а в конце — выводы и заключение. После статьи идет список литературы. Все, написали, распечатали. Теперь статью несут шефу…
— А сам шеф что пишет?
— Обычно ничего не пишет. Сам он писал, когда молодой был, и на тогдашнего своего шефа шестерил. Хотя даже тогда он мог ничего не писать сам. Если хорошо устроился, конечно. Об этом я потом расскажу, если успею. Так вот, принесли шефу статью. Он ее читает, и снова может что-то там подправить или изменить. Это когда у него руки дойдут, а то и проваляется готовая статья полгода или больше. Бывает, конечно, что читает сразу, если результаты интересные и надо срочно в журнал отправить, конкурентов опередить. Журнал научный, естественно, а не желто-гламурный, как ваш.
— Думаете, я обижусь?
— Нет, не думаю. Так вот, когда статья распечатана и доставлена шефу, там, среди авторов уже вписана фамилия этого шефа. С инициалами. Только в этом случае, он дает «добро» на публикацию. Формально его можно, конечно, и не включать, но тогда он замотает, затрет, в редакции журнала шепнет кому надо — и все, публикации не будет. Кроме того, может начать палки в колеса ставить, работе будет всячески мешать, и, в конце концов, выживет из лаборатории. А то и из института. Статья, публикация результата — это основной продукт деятельности научного работника, то, для чего живет любой настоящий ученый. Поэтому чаще всего на условия шефа соглашаются, и начальник оказывается среди авторов.
— Так он же почти ничего не делал для этой статьи, такой начальник! — возмутилась я.
— Это вы так думаете, что не делал. А он думает — что осуществлял непосредственное руководство, и без его «таланта» и «личной энергии» ни само исследование, ни статья никогда бы не увидели свет. А может и не думает, а просто паразитирует на своих сотрудниках. Обычное дело. Как правило, среди авторов появляется также имя заведующего лабораторией — это если шеф и завлаб не одно и то же лицо. В вашем случае всегда и везде так вписывают нашего дорогого и уважаемого. Вы посмотрите список работ академика Иванова за последние тридцать лет. Он всегда с соавторами.
— И давно он так? Только с соавторами?
— Лет тридцать уж точно, а совсем старые его работы я не видел, поскольку особого повода не было. Может, на заре своей бурной юности он и писал что-то научное сам, но мне таковое неизвестно. Насколько я знаю, самостоятельно он никогда ничего не писал, зато хорошо умел выбирать соавторов. Очень давно, в доледниковую эру, у него был действительно хороший и очень добрый руководитель — известнейший ученый с мировым именем. Он фактически написал для Иванова диссертацию. Потом уже сам Иванов сделал на своего учителя донос в НКВД, того посадили и вскорости расстреляли, а все неопубликованные труды учителя оказались в распоряжении будущего академика. Причем все его статьи, даже полностью ворованные, публиковались в соавторстве, это я уже говорил. Он туда специально кого-нибудь дописывал, чтобы повязать порукой. А после того, как наш герой сделался кандидатом наук, он взял себе аспирантов, отобрав только тех, у кого имелись проблемы с происхождением…
— А что за проблемы с происхождением?
— Обычное тогда дело — родственники не в порядке. Или «враги народа», или «из бывших», или какого-то неправильного происхождения. Как он их называл — «инвалиды пятого пункта». Голова у этих ребят варила хорошо, вот они и написали докторскую своему патрону. Кое-что и от его учителя осталось, Иванов этим материалом питался еще до-о-о-лго. Давно дело было, до Второй мировой войны еще.
— А откуда вы это знаете?
— Потомки этих бывших аспирантов рассказали. Самих-то давно уж и в живых нет, зато один из них вел дневник, который у внуков сохранился… А когда началась война, Иванова чуть было самого не расстреляли — как немецкого шпиона. Так он притворился евреем, и пронесло в тот раз. Зато после войны его стали прессовать уже как еврея, и чуть было, снова не посадили. Но он каким-то образом сумел доказать свое иконно русское происхождение и выкрутился.
— Разве такое могло быть?
— Могло. А статей и монографий он сам никогда не делал. Научная статья — это почти всегда коллективное творчество. Монография — часто персональный труд, но тоже сопряженный с работой коллег. А став академиком, он не только ничего не писал, но давным-давно уже не читал статьи, автором которых считался. Последнее время все монографии для академика штамповали его сотрудники, или сотрудники его сотрудников. Это уж я знаю наверняка — сам участвовал в таком процессе.
— А почему вы так откровенны со мной?
— Так я же не сказал ничего нового. Это знают все, кому не лень, и тут нет ничего такого уж потаенного. Имени моего вы не укажете, а слухи — их кругом полно, на них всем теперь глубоко плевать.
— Понятно. А с кем еще посоветуете поговорить?
— Ну, официальную информацию вы и так найдете. Хоть бы и в Интернете. А если хотите что-нибудь «жаренное», то не знаю даже… Здесь вам никто ничего не скажет. Слишком все зависит от Деда — как неофициально академика называют за глаза. Даже не от него самого, а от его имени. На нем завязано множество тем и проектов, под него выдают гранты и люди получают вполне конкретные деньги. Имеется ряд оборонных заказов, международные договора, контракты… Иванов — это своего рода бренд. А умри он в одночасье, и вся эта благодать обвалится.