Чо-Ойю – Милость богов
Шрифт:
На этот раз я мог ответить: – «Да, дорога есть».
Анг Ньима преподнес мне кружку горячего чая. Я устало пил, пока Гиальцен снимал кошки с моих ботинок. Палатки установлены, было бы разумно сразу залезать в теплый спальный мешок и отдохнуть. Но я опьянел от чувства радости, завтра мы поднимемся до 7000 метров, а послезавтра Пазанг и я будем стоять на вершине! Я еще не осмеливался об этом думать, но хорошее настроение шерпов подсказывало мне, что и они думают о том же.
Ветер утих, и я мог полностью насладиться чарующим видом Тибета. Я присел к шерпам, грея руки о горячую чашку чая и наблюдая, как искренне
Возвратились Пазанг и Аджиба. Они тщательно вырубали каждую ступеньку, подготавливая путь, ведущий к цели. Шерпы бросились к ним, сняли с них веревки и кошки и сунули в руки кружки горячего чая. Пазанг и Аджиба, усталые и гордые, стояли перед нами, возможно, даже слишком самонадеянные. Но я вспоминаю бесконечные часы, когда я ждал их возвращения год назад в долине реки Ягдула. У нас тогда были варианты восхождения на две вершины, но оставалось слишком мало продуктов, чтобы совершить оба эти восхождения. Мы разделились, чтобы сэкономить время и разведать пути. Я разведывал подход к «Вершине между двумя озерами», они же ушли на север. Я вернулся раньше и ждал их. Я видел крутой, разорванный и опасный обвалами ледопад, через который они должны были найти путь.
Сейчас, видя их усталыми и гордыми, похожими на двух гладиаторов на арене, я снова почувствовал к ним ту же любовь, заботу и привязанность. Я даже пожалел, что сейчас мы находимся на пути к большой цели и, в случае удачи, наш успех не останется личным достижением, как в прошлом году, а будет достоянием общественности и пищей для газет.
Возможно, что Пазанг и Аджиба потому и были такими смелыми, что стремились к этому. Возможно, они стремились больше к громкой славе, чем к личному переживанию счастья победы. Я запутался в этих мыслях, и мне стало грустно.
Но нет, в отношении Аджибы нельзя было сомневаться. Он будет пытаться подняться на любую вершину, и чем она труднее, тем лучше; эта страсть – часть его жизни. К славе он равнодушен. Получив хороший отзыв о работе в экспедиции, он был доволен и этим.
– А как Пазанг?…
– А как я?…
Веселый разговор шерпов прервал мои размышления: путь был готов, завтра установим лагерь IV и послезавтра… Мы походили на группу смелых, и я бы сказал беззаботных, заговорщиков, не ломающих своей головы над сложными проблемами.
У нас было три палатки, и я имел отдельную палатку – очень большое удобство. То был прекрасный вечер ожиданий.
Я едва ли мог забыть пережитое из-за каких-либо волнений. Тем не менее, следующий день – 4 октября – я помню смутно. В памяти встает цепь отдельных эпизодов, но ничего цельного.
Видимо, обморожение, полученное двумя днями позже, и шок, вызванный близостью смерти, повлияли на мою память. Это можно понять, так как смерть, ходившая вокруг нас в лагере IV, не проявила того веселого лихачества, которое мы, сами смелые, ожидали от нее, а действовала медленно, давая время для размышления.
Естественно, что это была не истинная смерть, иначе я бы не мог сейчас писать. Но для меня это была смерть, ибо для смерти не хватало еще немного – усталости и безразличия – пары, которая всегда готова оказать
Не исключена возможность, что у читателя создастся впечатление, будто я хвастаюсь воспоминаниями о катастрофе. Нет, я только пытаюсь уяснить себе, как этот день мог выпасть из моей памяти.
Возможно, я и не без удовольствия вспоминаю часы страшного урагана в лагере IV. Не из-за героизма (ситуация была далеко не героической) и даже не от избытка чувств, хотя я никогда не смогу забыть пепельно-серые лица шерпов, а просто вспоминаю потому, что эти мгновения, овеянные тенью потустороннего мира, не имеют ничего общего с повседневной жизнью.
Во всяком случае у меня осталось весьма неопределенное представление о дне 4 октября. В своем дневнике я нахожу следующую запись:
«4.10. Один занимаю палатку. Хочу сделать последние приготовления к выходу. На рассвете при ураганном ветре, подобного я еще никогда не переживал, безуспешно пытаемся снять все три палатки. Залезаем обратно. Лежим как рыбы в сети или мертвые под простыней. Безоблачное небо и целый день ураганный ветер. Пришли два шерпа из лагеря II. Когда ветер хватает полотно палатки, кажется, что их грубо хватает великан. Я никогда еще не видел контакта таких гигантских сил природы и красоты ландшафта».
Эти записи дневника достаточно понятны и приведены без исправления. Несмотря на это, я почти ничего не помню об этом дне.
Возможно, что для меня был слишком напряженным подъем в лагерь III. Сепп, который физически значительно сильнее меня, был вынужден вернуться. Гельмут оставался далеко внизу, а я, видимо, переоценил свои физические возможности. Но хочу честно признаться, что я этого не заметил и у меня не было честолюбивого чувства. Я ходил в том темпе, который был мне по силам.
В этот, исчезнувший из моей памяти день я написал письмо Гельмуту, который организовывал где-то внизу (я не мог знать где) транспортировку грузов.
«Лагерь III.
Мои дорогие, вчера мы установили здесь, на высоте 6500 метров, лагерь III. Путь через ледопад найден. Хотели установить сегодня на высоте 7200 метров лагерь IV, но сильная пурга, все стойки палаток сломаны, лежим без движения.
Нам нужны продукты, бензин и остальные палатки. Через два-три дня решается все. Приходите наверх, если чувствуете себя хорошо.
Всего хорошего, дорогие! Ваш Г.
P. S. Только что получили твое (Гельмута) сообщение за № 3. Здесь, в связи с сильным ветром, транспортировка грузов сильно затруднена.
Несколько шерпов-кули, которые транспортируют нам грузы, очень страдают от холода, дай им из резерва шерстяные носки и чулки.
Приветствую Вас обоих, Г.»
О том, что делали Сепп и Гельмут, которые тоже должны были идти на вершину, если бы первый штурм не провалился, я расскажу несколько позже. Сейчас хочу рассказать о головной группе.
5 октября погода была хорошая: как обычно, безоблачное небо и сильный холодный ветер. Мы хотели подняться к площадке для лагеря IV на высоту 7000 метров. Кроме старых друзей с прошлого года – Пазанга, Аджибы и Гиальцена, с нами шли Анг Ньима и Пемба Бутар.