ЧОП "ЗАРЯ". Книга вторая
Шрифт:
Я оглянулся на остальные деревья и заметил еще два нароста в человеческий размер, ближайший ко мне был недокомплект — видать, тот самый бедолага, потерявший руку.
А еще в корнях одного из деревьев я увидел раскуроченную нору с маленькими разорванными меховыми тушками. Некогда белые и пушистые с красивым мехом сейчас выглядели так, будто их в блендере нашинковали. Один мертвый зверек был покрупнее, остальные совсем еще крохотули, в ладошку поместиться могли бы.
Мать до последнего защищала потомство, мордочка вся была измазана в зеленой крови селенопсов. Эх, не повезло, что разрыв прямо с норой открылся.
—
Что-то было не так. Точно все мертвы, но над трупиками кружило серое марево, будто души зверьков еще не покинули тело, а только-только вырвались наружу и еще не поняли, что произошло и что делать дальше.
Я бросился к разрыву, на ходу доставая зажигалку. И опять залип, глядя на вспыхнувшее пламя. Горело красиво, гипнотически красиво переливались радужные цвета, стали появляться и лопаться иллюзорные нити, шедшие к деревьям. И еще одна волна света пробежала к разоренной норе, будто качнув туда энергии.
— Эк, тебя раскурочило, — за спиной послышался голос Захара и треск ломаемой коры, — Матвей, подсоби, а то не дотянусь.
Кора на деревьях, в местах, где она наросла на людей, начала сохнуть, трескаться и отваливаться кусками. Я даже обернуться еще не успел, а со всех сторон стали падать тела на землю, в том числе и Степка, чуть не придавивший Захара.
— Да, куда ж ты прешься, увалень? — заворчал Захар, неожиданно перейдя на крик. — Матвей! Справа, там фобос! Жги его скорее, пока он силу не набрал!
Я инстинктивно отпрыгнул в сторону и обернулся на нору. Действительно, над кучей трупиков формировался призрачный силуэт маленького зверька. Но он не был черным, не тот тошнотворный мрачный сгусток, к которым я привык. Но и светлым он не был. Тьма то накатывала, то отступала, будто зверек линяет — то белая шкурка, то черная и обратно.
— Это что с ним? — я щелкнул зажигалкой и стал подкрадываться к фобосу.
— Не созрел еще просто, — Захар поднял обрез, подстраховывая меня, — видать, только что помер, страха натерпелся, и разрыв его силой напитал, вот душа и не ушла. Это горностай. Что же это за изверги такое сотворили? Ээх, такой мех испортили.
Интересное кино получается. Вот так, оказывается, появляются фобосы — боль, страх взболтать, но не смешивать, а сверху приправить энергией из разрыва. И готов озлобленный на весь мир и опасный призрак. Ну а если перехватить? Может, еще не поздно.
— Захар, подожди, — пусть это очередной эксперимент, но я хочу попробовать. — Степку лучше проверь, что он стонет-то? Закончилось уже все.
Я спрятал зажигалку и мысленно потянулся к зверьку. Представил себе сначала котенка, а потом щеночка, — маленького неуклюжего и смешного. Стал шептать что-то ласковое, но все мои посылы налетели на черное состояние призрака.
Горностай подпрыгнул и ощерился. А я затих, даже отступил на шаг, выждал, когда появятся светлые оттенки, и послал новый сигнал. Мысленно я старался выманить зверька поближе, отлететь
Если сущность горностая сейчас мечется, то нельзя возвращать ее в пучину боли и страха. Слово за слово, образ за образом, призрачный зверек начал поддаваться. Перестал мигать, принял белую шерстку, а к черной возвращался только урывками, передергивался всем телом и чернел, быстро возвращаясь на светлую сторону.
Еще миг и прозрачный нос ткнулся в мою ладонь. В голове вихрем пронеслись короткие обрывки воспоминаний: влажный нос матери и теплые бока братьев и сестер, зубастая морда летучей мыши, страх и боль. Но следом пришло ощущение безопасности, чувство правильно выбора и принятие меня, если не старшим братом, то добрым дядюшкой. Все, слияние завершилось.
— Ну и что мы с тобой будем делать? — я смотрел как призрачный зверек, забыв уже все печали, взобрался по моей руке, заскочил на воротник и несется обратно, — Ты вообще кто? Мальчик или девочка?
Я подхватил почти невесомого зверька, чувствуя, как тонким ручейком он тянет из меня силу. Перевернул и почесал под мордочкой. С потоком моей энергии он еще не был призраком, появилась плотность и на ощупь он стал почти как живой, только шерсть не чувствовалась.
— Раз ты девочка, то назову тебя Белкой, — горностай аккуратно прикусил мой палец, видимо одобряя. — И что нам с тобой делать?
Суперсил я не чувствовал. Горностай, насколько я помню, хищник, но нюх не появился, слух тоже на прежнем уровне — только сопение Захара слышу и Степкин храп. Зубы и когти не растут, хотя они, скорее всего, не больше моих собственных. В общем, никаких навыков я не чувствовал. И тогда попробовал, как с Ромкой в инквизиции. Представил, что сам превращаюсь в горностая, что не я его поглотил, а он меня.
И сработало. Зрение мигнуло и вернулось уже с искажениями. Цвета в ночном снежном лесу и так было немного, а сейчас вообще все потеряло яркость, даже красные капли крови на снегу, стали просто темными. Видимость сократилась — ближайшие пять метров проглядывались с максимальной резкостью и освещенностью, будто мне ночное зрение усилили, а вот дальше плавно уходило в размытые тени.
Я пустил Белку сделать кружок вокруг поляны, глядя его глазами и слушая. Отправил к Захару, посмотрел на него снизу-вверх, четко и громко расслышал его бормотание: «что за народ пошел, всего два глотка микстуры, и вместо того, чтобы успокоиться, его срубило…»
Ладно, не показатель. Как дед ворчит я и сам слышал, только неразборчиво и тихо. Но, похоже, у меня появился свой маленький шпион, пусть близорукий, и «вебкамера» из первых моделей с минимальным разрешением, но все равно полезная штука.
Еще раз, пробежав по округе и убедившись, что больше опасности нет, я отпустил Белку. Убедился, что она теперь в душелове, и пошел помогать Захару.
Степка Колькич, вероятно, один из тех сыновей, что «Колькич и сыновья», действительно отрубился. Лежал в сугробе, на трухе, которая раньше его пленила, посапывал и храпел. Я осмотрел его на наличие ран или дырок в одежде, но ничего критичного не обнаружил — синяки да ссадины. Как говорится, до свадьбы заживет, если, конечно, не замерзнет.