Чпр 3
Шрифт:
— Может быть! — Подруга рванула на себя дверцу морозильной камеры и вытащила замороженный крем. — Но когда я смотрю на вас, я тебя не узнаю. Ты… такое ощущение, что ты не просто память потеряла, что тебя подменили где-то там, по дороге из драконьего сознания в человеческое. Потому что Аврора, которую знаю я, никогда не сдавалась. Никогда не бросала никого даже в самых сложных ситуациях. Не говоря уже о своих детях!
Она в сердцах стянула с плеча полотенце, ткнула им в меня и кивнула на пирог, который нужно было перетащить на поднос. За все время, что мы собирали сладкое, Зои больше не проронила ни слова, больше того, она вообще на меня не смотрела. Ожила только когда мы вернулись
— Налетай!
Спустя несколько часов я входила в подъезд дома, где живет мама. По иронии судьбы, дом располагался в том самом районе, где когда-то жила я с маленьким Ларом, и где Зои и Даг сейчас сдавали квартиру. Достаточно спокойное место сейчас кишело журналистами: узнав, где живет мать той самой Авроры Этроу, они постарались ее атаковать. Разумеется, со мной этот номер не прошел, со мной была охрана — вальцгарды, присутствие которых охлаждало пыл даже у самых ретивых. Ну или в Рагране были не настолько одраконевшие журналисты, как в Аронгаре. Возможно, Вайдхэн тут всех построил, потому что в Зингсприде иногда не спасали даже секьюрити.
Лишь оказавшись в подъезде, я облегченно вздохнула, а мама уже встречала меня, приоткрыв дверь.
— Как я рада, что ты приехала! — воскликнула она.
Волосы у мамы до плеч, ухоженные, но ниточки седины все равно выделяются даже под окрашиванием. Мастер, видимо, был хороший, потому что сумел обыграть все очень и очень выгодно, светлые волосы вообще хорошо сочетаются с сединой.
Я захожу в небольшую уютную квартиру, состоящую всего из одной комнаты, кухни и санузла с ванной. Вальцгарды остаются снаружи, а я следую за мамой в гостиную-спальню.
— Ну ты как? Прорвалась? — она улыбается.
— Да, — киваю в сторону коридора. — Благодаря им.
— Хорошо, когда есть они. Мне с утра весь телефон поджарили. Не говоря уже о том, что устроили у дома. Теперь все соседи в курсе всего, даже если не смотрят новостей.
— И не читают, — машинально говорю я, устраиваясь на диване.
Мама машет рукой. Она уже накрыла на стол, а точнее, принесла всяких вкусностей на журнальный столик. Видимо, успела, когда я позвонила и сказала, что приеду к ней.
— А дети где?
— Дома. За нами постоянно гоняются все кому не лень. Думаю, у Вайдхэна им будет лучше. — Я смотрю, как мама наливает кофе. — Я отвезла их перед тем, как лететь к тебе.
Она испытующе смотрит на меня. Я молчу. После разговора с Зои не очень-то хочется нарываться на эту тему, но, если быть до конца честной с собой, за этим я и пришла. Я пришла поговорить о них.
— Тебя что-то тревожит, Аврора, м? — Мама двигает ко мне тарелку с печеньем, и я машинально беру одно.
У Зои я не ела, поэтому на сладкий запах желудок тут же отзывается довольным: «Ур-р-р-р».
— Мы с тобой не настолько близки, как мне бы хотелось, — она поправляет платье, затем волосы, будто нервничает, — но ты можешь со мной поделиться. Всем, чем угодно.
Примерно то же самое мне говорила Зои, что мы с ней вроде как не последние люди. Я знаю — от Вайдхэна, да и от самой мамы, что с мамой мы не успели сблизиться. После той истории, когда ее подставили, когда она провела в тюрьме несколько лет по ложному обвинению — лишь бы уберечь меня от тех, кто ей угрожал, у нас было слишком мало времени до моего отъезда. Поэтому сейчас я смотрю на печенье, потом на нее, кладу сладкое обратно на тарелку.
— Мам… я же могу называть тебя так?
Она замирает.
— Конечно, Аврора. Что за вопрос!
— Я не знаю, как мне быть с моими детьми, —
Мама внезапно улыбается снова.
— Вот уж не думала, что мы когда-нибудь будем говорить об этом с тобой.
— Не думала? Почему?
— Потому что лучшей матери, чем ты, мне и представить сложно.
С губ срывается смешок. Да, если бы благодаря черному пламени в крови я не чувствовала окружающих, решила бы, что это насмешка.
— Как я могу быть лучшей матерью, если даже не помню их?
— А разве обязательно помнить? — мама качает головой.
— Конечно! На уровне чувств — обязательно. На уровне…
— Какие чувства, Аврора, если ты их сама себе не позволяешь?
Ну вот, и она туда же.
— Что, если их у меня просто нет?
— Такого не может быть.
— Но я так чувствую!
Мама смеется и подается ко мне:
— Чувствуешь, что чувств нет? Это как?
На этом вопросе я теряюсь, а она осторожно, будто боится, что отниму, берет мои руки в свои.
— Послушай, дочка, в моей жизни было много всего. В частности, периоды, когда я в пьяном угаре не помнила даже себя. Но я никогда не забывала, что у меня есть дочь. Ненавидела себя, ненавидела за то, что вместо того чтобы дать тебе все, все самое лучшее, я снова пью. И снова пила. И снова думала о тебе. Это был такой замкнутый круг, по которому я летала, как заблудившийся дракон. Бесконечно. До тех пор, пока не приняла решение, что хочу быть с тобой. Хочу говорить с тобой, вот как сейчас. Хочу держать твои руки в своих. Хочу… — Она закусила губу. — Хочу познакомиться со своим внуком и, может быть, с ним провести гораздо больше времени. То время, которого я лишилась с тобой. Не проходит ни дня, чтобы я не думала, как сложилась бы моя жизнь, если бы во мне была хотя бы частица твоей силы. Сколько дней было бы у нас с тобой. Сколько минут… Ох, Аврора. Да каждая минута с ребенком бесценна. Они не просто быстро растут, они становятся взрослыми, даже будучи детьми. Особенно когда рядом нет того, кто о них позаботится. Ты должна была бегать на вечеринки, а не работать мне на лекарства, но я была слишком слаба. Слишком слаба, чтобы справиться со своей зависимостью и понять, как много я теряю, отдаляясь от самой любимой девочки. От своей дочери. От тебя. Да, я считала себя недостойной и загоняла себя в еще большие дебри. От безысходности, от страха… Поверь мне, какие бы страхи тебя не останавливали от того, чтобы снова сблизиться с твоими прекрасными малышами, они того не стоят. Ни единой потерянной секунды. Ни мгновения. Если ты пришла за советом…
Мама говорила все быстрее и быстрее, ее глаза заблестели от слез.
— Единственное, что я могу сказать — бросай все к наблам, все эти наши с тобой кофепития, и лети к ним. Лети к ним и скажи им, как ты их любишь. Даже несмотря на то, что с тобой случилось. Просто скажи это. — Она сдавила мои руки, но тут же их отпустила. — Потому что я с этим безнадежно опоздала, а вот ты… ты пока еще нет.
Чувства, которыми меня накрыло, были резкими и горькими. Как аромат дорогих сигарет или несбывшихся ожиданий с примесью отчаяния. Оглушенная ими, я на миг замерла, а потом притянула маму к себе. Она явно не ожидала, потому что затихла в моих объятиях, а я глубоко дышала, выравнивая свой эмоциональный фон — и ее. Забирая эту жуткую боль, отчаяние, смягчая их. Взамен наполняя надеждой и любовью, которой во мне в этот миг стало столько, что, казалось, ей можно было согреть весь мир.