Чрезвычайные происшествия на советском флоте
Шрифт:
Радисты работают на ключе уже 6-й час, мне же хочется ругаться матом в адрес организаторов и руководителей учения, которые нас послали в поход, но не предусмотрели и не организовали взаимодействие и связь между кораблями-участниками на случай ЧП. Пусть корабли-участники — „белые“ и „красные“, но они все — свои! Не война же! Ежу понятно: они должны иметь при необходимости возможность двусторонней связи! У меня, командира связи подводной лодки, нет необходимых данных: частот связи надводных кораблей (они ближе к нам, чем Берег), их позывных, позывных подводных лодок — всё секретно! У меня имеется допуск к секретным и совершенно секретным документам, но меня не ознакомили и не выдали на
Кто-то, он не один, по скудоумию не предусмотрел запасной вариант связи и передачу сигнала оповещения об аварии передатчиком „Тантал“, второй — не направил корабль связи в удалённый район, третий — судно АСС (здесь — в зоне НАТО постов связи АСС нет), четвёртый, коли нет корабля связи и судна АСС — не предусмотрел при ЧП использование „Радиосети взаимодействия ПЛ“, а пятый, забыв, что „в море всякое бывает!“ — утвердил и узаконил „спасение утопающих — дело рук самих утопающих“, превратил экипаж и К-19 в расходный материал.
Быть может, наш сигнал „SOS“ дойдёт до какой-нибудь дизельной подводной лодки, но её командир не имеет права передать в наш адрес квитанцию о приёме. Командир любого корабля в мирное время должен иметь такое право, приняв сигнал „SOS“! А если дизельные подводные лодки не продублируют наш сигнал в адрес Узла Связи СФ (ФКП)? Тупик?! Конечно, в самом крайнем случае можно выйти в эфир открытым текстом в радиосетях: „международная-аварийная“, рыболовных или транспортных судов. Но как определить этот крайний момент, как понять, что наша самозваная передача в радиосети „Узел Связи СФ — ПЛ ПЛ“ — бесполезна и пора влезать в другую радиосеть?!
Кто-то (не называю) из радистов попросил подмену: у него начали дрожать руки, сменился и залез под стол на матрас отдыхать, чтобы быть рядом, под рукой, т.к. может понадобиться в любой момент. У парня, очевидно, притупился инстинкт самосохранения: он не пошёл отдыхать на носовую надстройку, где уровень радиации ниже, чистый воздух, а не атмосфера 3-го отсека, насыщенная радиоактивными аэрозолями.
Мы уже много часов находимся под воздействием радиации, она делает своё чёрное дело. На сколько ещё часов, суток мы сохраним работоспособность и голову? Дрожь рук — опасный симптом и недопустим при работе на ключе. Все попытки с 9-00 час передать сигнал „SOS“ на Берег напрямую передатчиком „Искра“ и через дизельные лодки передатчиком „Тантал“ — безуспешны!
Решаю: в 20.00 — это крайний срок, а дальше выходим в эфир открытым текстом!
Позже, в госпитале Полярного, я спрошу офицера Узла Связи СФ: „Как реагировала на наши передачи приёмозаписывающая аппаратура?“ Он ответил, что пару раз аппаратура сработала, но запись расшифровке не поддалась. И только через 30 лет мне станет известно, что изолятор антенны „Ива“ был раздавлен давлением воды. (Могу лишь предположить, что в изоляторе возникла микротрещина, и проникшая влага вызывала рассогласование антенны с передатчиком во время сеанса передачи.) Передатчик „Искра“ подвёл нас: пропадающий дефект, став явным, сыграл свою роковую роль в тот памятный день».
Вспоминает радист Виктор Шерпилов:
«Я помню ту огромную тяжесть, которая на нас давила, когда не прошло радио на Узел Связи СФ, как мы, не выходя из рубки, час за часом искали неисправность. Я любил и до этого случая дойти до сути неисправности и устранить её, но на этот раз не получилось. Я помню, что мы перебирали
В нашу ручную передачу была включена радиосеть Узла Связи СФ, и работали мы по книге частот и времени передач Узла Связи СФ. Я не помню, сколько раз выходил на мостик подышать, мне кажется, я в то время и не ел, и не пил, не потому, что боялся радиации, а потому, что от напряжения в меня ничего не лезло. Потом уже узнал, что где-то раздавали спирт… О радиации мы кое-что знали раньше, но в то время, когда на АПЛ выключили все дозиметры, мы о ней не думали или, вернее, я не думал. Я знал, что надо найти неисправность передатчика, и это отодвигало все другие мысли.
Я стал думать об опасности, когда прилёг в рубке под столом отдохнуть, а связь уже была налажена через „эску“. Но, по-моему, никакого страха не было — будь что будет!..»
«В 15 час 30 мин на ходовом мостике К-19 сигнальщик доложил вахтенному офицеру: „Вижу цель!“ Цель увеличивалась и приближалась к лодке. Свой или чужой? Вскоре распознали — это наша дизельная подводная лодка серии „С“. Радость экипажа была безгранична, это спасение!
В рубку радистов с мостика поступил приказ командира АПЛ: „Установить связь с ПЛ "С" на УКВ“. Старшина команды Н. Корнюшкин вставил в радиостанцию „Акация“ (дальность действия — прямая видимость, режим — микрофонный) действующий на текущие сутки кварц — и включил частоту. На запросы радиста лодка не отзывалась… Связь командиров обеих лодок была установлена при помощи электромегафонов, когда „Эска“ застопорила ход в 20–30 метров от левого борта АПЛ. Командиры представились друг другу, а затем выяснили, что на лодках в УКВ-радиостанциях разные номера кварцев, т.е. приём и передача велись на разных частотах, что не позволило установить связь. Я проверил расписание действия кварцев, доведённое нам, и не поверил своим глазам: на данное время номер кварца в моём расписании не совпадает с номером кварца, названным командиром „Эски“! При такой организации связи на УКВ мы могли установить связь лишь с лодками нашего соединения, но они в 2800 км от нас в губе Западная Лица. Я дал указание перейти на кварц „Эски“, и связь наконец была установлена».
Далее приведу строки из статьи Жана Свербилова «ЧП, которого не было…» (журнал «Звезда» № 3.1991), командира С-270. Это его корабль первым подошёл к аварийной К-19.
«Это было в июле 1961 года Подводная лодка С-270, которой я в то время командовал, участвуя в ученьях под кодовым названием „Полярный круг“, находилась в северной части Атлантического океана. В этом районе было свыше тридцати подводных лодок. Поднявшись для очередного сеанса связи на глубину девять метров, мои радисты приняли радио: „Имею аварию реактора. Личный состав переоблучён. Нуждаюсь в помощи. Широта 66 северная, долгота 4 градуса. Командир К-19“.
Собрав офицеров и старшин во второй отсек, я прочитал им шифровку и высказал своё мнение — наш долг идти на помощь морякам-подводникам. Офицеры и старшины меня поддержали. Сомнение вызывало только место нахождения аварийной подводной лодки: долгота в радиограмме была не обозначена. То ли восточная, то ли западная. Наша С-270 в это время была на Гринвиче, то есть на нулевом меридиане. И тут старпом Иван Свищ вспомнил, что суток семь тому назад мы перехватили радио, в котором командир К-19 доносил о состоянии льда в Датском проливе. Так мы догадались, что долгота, на которой находится аварийная лодка, западная.