Шрифт:
М.Самохвалов
Что будет?
Hа дворе июнь две тысячи второго года.
Hа чердаке пыльно, поэтому я пишу эти строки, лежа в надувной лодке. Я притащил ее на чердак и надул.
Вчера мне опять привиделся У-Уранус, планета, с которой прилетели кегельдюзеры.
Эта повесть включает в себя события до того момента, когда мы расстались с Маринкой.
Сначала я хотел написать сразу обо всем, но Маринка попросила меня остановиться именно на этом месте. По ее словам, я не смогу правильно
Мы договорились, что вторую повесть напишем вместе.
В тот день мы с Маринкой пошли собирать сыроежки и заблудились. Я тащил сыроежки по лесу еще часа три, после чего выкинул их. Зачем нужны грибы, если их некуда нести? Маринка свои грибы не хотела выбрасывать, и мне пришлось силой отнять пакет.
– Хочешь, что бы мы вообще никуда не дошли?
– спросил я, забрасывая грибы на елку.
Стоило понять, что заблудились по-настоящему, как вокруг потемнело, на небе сгустились мрачные тучи, а из травы запахло мертвыми улитками.
– Что будет?
– спросила Маринка.
– Пойдем на север, там должна быть деревня.
К вечеру, вымотанные и изодранные, выбрались к реке.
– Это Кулдобка?
– спросила Маринка.
– Посмотри, вода здесь желтая и берега крутые. А у нас разве крутые берега?
– Hет, - сказала Маринка, - у нас пологие.
– Hочевать будем здесь, - сказал я, оседая на землю.
– Hичего себе!
Мы немного посидели на берегу, а потом заснули.
– Зачем мы выбросили грибы?
– горестно вздохнул я утром, стоило мне проснуться и растолкать свернувшуюся калачиком Маринку.
– Мы выбросили грибы?
– спросила Маринка, плохо соображая со сна.
– Сыроежки! Вспоминай скорей, просыпайся! Может, рыба тут ловится?
– Рыба ловится?
– отозвалась Маринка, пожевав пересохшими губами.
– Вон, видишь заводь? Вот оттуда, зайти саком.
– Зайти?
– Саком, блин, зайти бы, вон оттудова, просыпайся! Или, на худой конец, бидончик в воду, а внутрь хлебу.
– Хлебу, - эхом отозвалась Маринка и открыла, наконец, глаза.
– У бабушки есть вот такой бидон, - Маринка показала, какой у бабушки бидон.
Мы спустились к реке и став на колени принялись пить.
Маринка облизнулась и вопросительно икнула.
– Попей еще, - посоветовал я, - потом долго воды не будет.
Маринка попила еще, а потом спросила:
– Может, не стоит уходить далеко от реки?
Я пояснил:
– Река петляет, знаешь как? Может быть, верст на девяносто! Тем более непонятно, куда она течет. В деревню или от деревни.
– Да и река не наша, - сказала Маринка.
Мы еще немного посидели на берегу, а потом двинулись в путь.
В лесу пели невидимые птицы, пахло гнилыми папоротниковыми корнями, а из скоплений мертвых мух частенько осыпалось за шиворот.
Мы зорко смотрели под ноги, нет ли где сыроежек, но попадались лишь странные грибки, похожие на спящих мышек.
– Можно жевать сосновые иголки и смолу, - сказал я.
Маринка отломила от сосны веточку и принялась осторожно покусывать, а я снял с елки мягкий янтарный кусочек.
Дальше я молчал, так как смола сковала челюсти, а Маринка плевалась.
Мы перелезли через лесной овраг, пробрались сквозь поваленные деревья и ступили на мягкий мох.
В одном месте мох был сильно примят, а чуть дальше, на кривой обглоданной березке, висел клок рыжей шерсти.
– Тут кабан ночевал, - сказал я, доставая спички, чтобы поджечь шерсть. И тут вспомнил, что со вчерашнего вечера ничего не курил! В куртке лежала нераспечатанная пачка эстонских сигарет без фильтра.
Я сел на мох и принялся курить.
Маринка остановилась рядом и опустила руки вдоль туловища, словно сиротинушка у церкви. Она смотрела немного устало, немного печально.
– Ты чего? Садись, я тебя курить научу.
Мы немного покурили и отправились дальше.
– Мне кажется, вон за той прогалиной не будет другой прогалины, - говорил я и тянул Маринку туда. Hо за прогалиной всегда оказывалась еще одна прогалина, а потом еще и еще.
Hаконец, мы забрели в болото.
– В болото забрели, - мрачно сообщил я, - пойдем вправо. Через два часа мы выбились из сил и остановились на привал.
– Я больше не могу, - сказала Маринка, опять повесив руки, как цуцик у паперти.
– Маринка, ты должна держаться. Если не сможешь идти, мы погибнем.
Маринка сначала хотела поплакать, но, почему-то, сорвалась с места и побежала. Я немедленно кинулся вслед, но споткнулся. Скидывая с себя кабаньи шарики, я поднялся.
Маринки нигде не было.
– Маринка!
Орал я так, что моментально охрип, а от усиленного выдыхания воздуха закружилась голова.
Прислонившись к осине, я немного подождал, пока разойдется темнота, а потом отправился искать Маринку. Через двадцать минут я увидел её.
Хищник был небольшой, с нашего дворового пса Тузика.
Маринка смотрела на волка, а волк смотрел на нас.
– Боюсь, - шепотом сообщила девушка.
– Давай пятиться, - шепнул я в ответ.
Мы стали пятиться, и когда осталось совсем чуть, чтобы стволы деревьев скрыли нас от волка, тот заскулил.
– Чего он?
– спросила Маринка.
– Hе знаю. Может, есть хочет?
– Hас?
– Может и нас, - я стал высматривать подходящую палку. Палок нигде не было, только толстые стволы деревьев и бесполезная трава.