Что делать, Россия? Прорывные стратегии третьего тысячелетия
Шрифт:
Через два поколения в общерусской среде и русских СМИ все русифицируются. И вырастет у нас население до 400 миллионов человек к концу века. Больше нам не переварить. Прибалтов всяких вообще принимать не будем, арабов тоже, так как они нелояльны будут из-за обиды на то, что сделано с Меккой…
Конечно, за один день все это нельзя делать. Надо заранее подготовить подробные инструкции и приказы, которые обнародуются вместе с пуском ракет. Каждый солдат должен будет знать свой маневр. Кто-то резко закрывает границы, кто-то еще что-то делает. Всем должен руководить новый ГКЧП. Надо
Вообще в мире интересней будет. Начнут искать энергосберегающие технологии. Особенно США. Арабы-мутанты ринутся из своего Чернобыля в Европу. Она не будет их пускать, они к нам – мы тоже не пускаем, и придется им Африку оккупировать. Европа проснется и мобилизуется. Перестанет парады геев проводить, а начнет выживать. Это я бы сравнил с пробуждением мира от сна. Новый этап истории. А кому спасибо? Нам спасибо!
Все участники семинара. Ха-ха-ха.
О.М. Напрасно смеетесь. Возможно, Россию доведут до такого положения, что этот вариант окажется единственным выходом. Я бы этот сценарий положил в запасник. Но в более гуманном варианте – чтобы никого не убивать, просто вирусов и бактерий напустить в нефтяные скважины диверсионным способом, пусть съедят всю нефть. С другой стороны, может, лучше погибнуть, чем уничтожить других.
Третий участник семинара. Вы противопоставляете консерватизм и творчество. Значит ли это, что вы отрицательно относитесь к консерватизму?
О.М. Мне не нравится слово «консерватизм». Язык – не такая безобидная вещь, как кажется. Когда в эпоху Просвещения на основе определения сущности человека как свободы, сложилась новая концепция истории, тогда либерализм изначально получил в этой концепции привилегированное место. Либерал тот, кто всегда и во всем исходит из сущности человека, понятой как свобода. Свобода же понимается как самодетерминируемость, самодостаточность, самообеспеченность. Свобода, свободная сущность требуют освобождения от традиционных оков, от всего старого и преднайденного, поскольку старое определяет меня, оно не соответствует сущности свободы.
Естественно, это не могло не привести к эскалации свободы, понятой как эмансипация от старого. Каждый следующий объявлял себя более свободным и прогрессивным, чем предыдущий, а каждый предыдущий, с точки зрения нового, объявлялся реакционным и консервативным.
«Контрреволюционер», «консерватор» – все это обидные клички, которые либералы придумали своим врагам, отсталым защитникам традиционных ценностей. Эти клички не несут позитивной программы. Кто такой консерватор? Это тот, кто всего лишь консервирует, сохраняет все, как есть, и больше ничего придумать не может.
Когда либералы «загнали клячу истории» насмерть, отрицая все старое (например, религию, монархию и проч.), что
Консерваторы согласились с тем местом, которое им определили либералы, правда, теперь это место оценивалось не как однозначно негативное, но как нужное и имеющее свою функцию.
Легко увидеть, что приоритетным в этой схеме все равно остаются либералы. Именно они быстро ли, медленно ли, творят историю. Именно они являются источником социальных инноваций, которые консерваторы консервируют, сохраняют.
Вот уже 300 лет считается нормальным, когда в молодости человек является либералом и революционером, а к старости – консерватором.
Подлинная трагедия консерватизма в том, что он согласился с этой, по сути, либеральной моделью. Консерватизм согласился с тем, что свобода признается «самой существенной сущностью человека», что история есть прогресс свободы и эмансипации, а вперед историю движут революционеры. А еще согласился со своим скромным местом тормоза или якоря в движущемся механизме истории.
А что? Тормоз не менее важен, чем газ… Но не пришла ли пора переосмыслить концепцию 300-летней давности? Не пришла ли пора иначе взглянуть на сущность человека, на движение истории? Не пришла ли пора консерватизму отказаться от своего имени, от своей клички, данной врагами-либералами, и породить себе имя из себя самого в соответствии со своей настоящей сущностью, которая не состоит в стремлении «оставить все как есть» и «сохранять старое и традиционное»? Вопросов больше, чем ответов.
Четвертый участник семинара. Какие новаторские гуманитарные практики вы бы предложили?
О.М. Очень много. Например, в пенитенциарной системе, которая меня очень беспокоит. Все знают, что такое в России преступный мир, уголовное сообщество с его языком, законами, иерархией, культурой, шансоном, влиянием на экономику, политику и проч. Это страшная самовоспроизводящаяся гидра, отрицательно влияющая и на внутренний климат, и на внешний имидж.
Ее надо уничтожить. Это достигается путем прекращения общения в преступном мире, разъединения мира. Только в этом случае исчезнут всякие инициации, передачи фольклора, романтики, языка. То есть всех преступников я предлагаю сажать в камеры-одиночки. Это дороговато, но можно предусмотреть такие конструкции, что серьезно не удорожат содержание. Другое дело, экономический эффект от новой формы содержания, возможно, превзойдет затраты. Я не говорю о том, что исчезновение преступного мира (как мира, а не как отдельных преступлений, которые будут), даст мощный экономический эффект, улучшит инвестиционный и социальный климат, даст экономию на правоохранительной системе.