Что это значит: быть собой?
Шрифт:
Я приехал в Англию десять лет тому назад. В моем теле не осталось ни одной клетки, которая была непосредственным «свидетелем» моей прошлой жизни в солнечной стране рядом с морем, где я работал в цитрусовом саду своего кибуца Саар. Я теперь полностью англичанин. Или как?
Введение доктора Джонатана Миллера
В легендарном эссе, носящем название похожее на то, которое выбрала Дженни Мэнсон для этого интригующего сборника личных мемуаров, американский философ Томас Нагель предлагает читателям рассмотреть вопрос, «что значит быть летучей мышью».
Людям невозможно себе представить, даже приблизительно, что
Другими словами, в отличие от Декарта, для которого животные были не более чем «бесчувственными машинами», чье бездушие лишало их ярко выраженного человеческого преимущества осознавать свое существование, для Нагеля и большинства современных людей неоспоримым фактом является то, что животные и люди по своему происхождению генетически связаны друг с другом. Это предоставляет каждому индивидууму (по крайней мере, высшего порядка) возможность осознавать, что значит быть собой.
Если, как утверждает Нагель, существует возможность понять, что значит быть летучей мышью, то, весьма вероятно, это относится ко всем летучим мышам одного вида. Однако было бы ошибкой полагать, что осознание себя определенной летучей мышью предполагает тот факт, что другие летучие мыши осознают то же самое. Несмотря на то, что они, бесспорно, являются существами, живущими стаями, поскольку всегда держатся вместе и проявляют взаимный альтруизм, степень, в которой каждая летучая мышь отождествляет себя как одну из стаи, весьма сомнительна. Наоборот, взаимодействие, о котором я только что упоминал, проявляется автоматически, не предполагая того, что участники осознают существование друг друга.
Но когда речь идет о людях, ситуация полностью меняется. И происходит это не из-за того, что, как предполагал Декарт, мы единственные наделены бесплотной душой, а потому, что нервная система человека достигла такого уровня развития, когда она способна поддерживать обширное сознание каждого индивидуума, с учетом того, что передаваемый объем информации возрастает по сложности и разнообразию от поколения к поколению. В отличие от других видов, включая родственные человеку, наши умственные способности расширяются и углубляются без существенных генетических изменений. С помощью подражания, соперничества и подробных инструкций понятия и потенциальные возможности достигли уровня, практически недоступного нашим предшественникам.
Относится ли все это к теме данной книги? Ну, для начала, способность людей выражать и сообщать другим, что значит быть собой, является тем, чего лишены летучие мыши. И хотя, по всей вероятности, они осознают, что такое быть летучей мышью, у них нет возможности сообщить нам, каково это. По существу, отсутствие языка исключает возможность описания и уменьшает степень, в которой отдельная летучая мышь объясняет это самой себе, поскольку в процессе описания какого-то ощущения мы переосмысливаем его, обнаруживая те его стороны, которые раньше не приходили нам в голову. «Теперь я начинаю думать об этом, и когда я пытаюсь сделать это доступным для кого-то еще, то все, что я видел, чувствовал или слышал, выглядит, ощущается и воспринимается немного иначе по сравнению с тем, как мне первоначально казалось».
И вот еще что: стремление сообщить о своих ощущениях предполагает, что участник разговора признает существование индивидуумов, похожих на него самого, и полагает, что усилия по высказыванию своих мыслей могут быть оценены по достоинству. Летучие мыши на это не способны. Что бы это ни означало – быть одной из них, ощущение этого не предполагает осведомленности о существовании других индивидуумов, которым описание могло бы быть интересно или хотя бы доступно. Поэтому, кроме писка, который помогает летучим мышам ориентироваться в пространстве, они не издают никаких звуков.
Но даже если благодаря какому-то невероятному чуду летучие мыши могли бы сообщить нам, что означает быть одной из них, нам, скорее всего, не удалось бы отличить одно сообщение от другого. И причина этого очень проста: осознание себя летучей мышью является настолько элементарным и однозначным, что оно оставляет мало пространства для индивидуальности. Другими словами, прослушав одну летучую мышь, вам покажется, что вы прослушали их всех. А вот сборник Дженни Мэнсон не таков. Хотя сообщения о том, что значит быть человеком, являются узнаваемыми, и любое из них было бы в большей или меньшей степени понятно и доступно человеку, жившему пятьсот лет тому назад, неоспоримым остается тот факт, что эти личные откровения существенно отличаются друг от друга и способны заинтересовать каждого из нас.
Часть I
Изложение (возраст 14–39 лет)
Ларри
Быть мной
Я не совсем уверен, что это означает. Я полагаю, что проблема заключается в том, что я не очень много думал об этом. Неисследованная жизнь не считается достойной. Я всегда чувствовал, что в этом смысле у меня все в порядке. Мне всегда казалось, что я обдумываю жизненные вопросы более чем достаточно. Будучи интровертом, я вижу, как другие люди вокруг меня ведут свободный на вид образ жизни, пока я спокойно наблюдаю и раздумываю над всем этим. Возможно, все дело в том, что я просто спокойный. Получается, что если все это время я потратил на обдумывание, то я легко могу ответить на вопрос, касающийся моей сущности. Но я не могу.
Являюсь ли я совокупностью своих поступков и манер? Может ли кто-то зафиксировать мои реакции, чтобы иметь возможность воссоздать меня? Или моей фактической сущностью является мой образ мыслей? Если бы я записывал внутренние разговоры, которые происходят у меня в голове каждый день, достаточно ли будет этого для другого человека, чтобы он понял, что означает быть мной? Кроме того, как другой человек может понять меня, не зная моей предыстории или моих воспоминаний? Все это так или иначе можно считать внешним проявлением моего «Я». Мои поступки, чувства, воспоминания предъявляют себя мне, и мое «Я» реагирует на них.
Что же тогда остается, что же формирует меня, если вычесть все эти вещи? Вот каков основной вопрос, не так ли? И я боюсь, что на самом деле я не так уж много об этом думаю. Для научного подхода у меня недостаточно терпения, я не задаю вопросы, которые, как мне кажется, не имеют ответов. Я не согласен с идеей, что получение ответа не является конечной целью. Но это, как я полагаю, тоже относится к части моего «Я». Поэтому мне оказалось непросто предложить какие-то идеи для данного проекта. Мне трудно решить, что стоит счесть повседневными мелочами, о которых не следует упоминать, а что является ключевой темой, требующей исследования.